Чтение — всегда опосредованный диалог с автором, а что получится, если задать те, иногда сумбурные, вопросы, возникающие при прочтении произведения, напрямую? Что вскроется в бортовом журнале литературного полёта?
Подобный эксперимент мы решили провести с Татьяной Селезнёвой, поэтом из Хотькова, недавно презентовавшей второй сборник своих стихов «Облепиховый чай». Заметное место в лирике Татьяны занимает тема неба, оттого на общий вопрос «Почему самолёты?» она уже неоднократно отвечала: всему виной произведения Николая Каманина и Анатолия Автоманова, вдохновившие в детстве. Остальные задаём по мере прочтения.
Говорят, взлетая в ночное небо,
Нужно тихо в воздух сказать «прощай».
…Тёплый город в мае накрыло снегом,
самолёт растаял в седых лучах
Неземного солнца. Погоды лётной
У пилота сердце устало ждать —
Он крылом коснётся своей свободы.
Научившись снова в огне дышать…
— «Цитадель» или «Маленький принц»?
— Экзюпери мне в целом очень близок — пилот, писатель. Хотя в жизни он был, на мой взгляд, довольно инфантилен, его работы замечательны. Скорее «Ночной полёт», чем «Маленький принц», по его мотивам я даже написала стихотворение, открывающее мою книгу: хотелось придумать произведению счастливый конец. Ещё очень люблю его письма к матери: они пропитаны такой любовью и нежностью, которую современный человек, кажется, уже не способен испытывать.
…Через семь минут твой корабль уйдёт в полёт,
Через семь минут утро сменит шальной закат.
…Я тебя дождусь через время, огонь и лёд –
Словно в первый раз — двадцать два декабря назад.
— Что можно сделать за семь минут?
— Стихотворение, в котором они (минуты) упоминаются, — это, по большому счёту, поздравление с днём рождения одного хорошего человека, который тогда учился в авиационном институте, сейчас успешно запускает спутники. Я закончила за семь минут до празднования.
Серебро мне к лицу —
Это цвет самолётных крыльев.
По Цветному бульвару
Монгольской лечу стрелой
Сквозь седую пыльцу
Первоснежно святой Москвы, и
Под Дворцовым мостом
Ленинграда к себе домой…
— Москва или Санкт-Петербург?
— В Санкт-Петербург я когда-то влюбилась. За его свободу какую-то, она там «крылатая». Здесь, в Москве и области, даже выйдя в чисто поле, нет такого ощущения.
Путь чернильный перо завершит, и в последний миг
Автор рукопись бережно прячет под тенью неба…
И мы вместе летим по страницам случайных книг
И по кадрам из прожитых фильмов бесцветным снегом.
— Что не так с современным кинематографом?
— Ну, тяжело мне современное смотреть. Не помню даже, когда в кино была последний раз. Мне оно кажется каким-то пошлым. Я смотрю, в основном, советские фильмы, старый Голливуд середины ХХ века. Но большая Любовь — Миронов и фильмы с его участием. Это ещё с детства. Муж не разделяет: «12 стульев» мы с ним смотрим в разных версиях.
В наш мир зимой семнадцатого года
Пришла война.
Я провожала вас в конце перрона:
Два дня — жена!
На ваши офицерские погоны
Ложился снег.
Мы были так юны и так влюблены:
Сильнее всех!
И как в последний раз сплетались пальцы,
Гудел состав,
А в наших мыслях только звуки вальса
И запах трав.
— Что же произошло в России 102 года назад? Трагедия?
— Время Российской Империи — моя любимая эпоха. Здравым смыслом я, может, и понимаю, что Николай II или его потомки не смогли бы победить во Второй Мировой войне, понимаю, что произошедшее в 1917-м было лучшим вариантом для страны, но я не могу простить большевикам убийство царской семьи, а Сталину репрессии. Рационально, наверное, эпоха социализма — лучшее, что могло случиться в той ситуации со страной, но эмоционально мне близка эпоха предшествующая и её поэты: Цветаева, Ахматова, Гумилёв. Хотя в Серебряном веке — как люди — все хороши были.
До ромашек, звенящих июнево,
До сирени на ветках дорог.
Но о том, что я очень люблю его,
Не смолчать между скошенных строк.
— Какие цветы самые красивые?
— Живые. На свадьбе у меня не было букета. Они растут, живут, зачем их срезать?
…Эти резкие фразы затёрты, что древний миф,
Но как прежде, без промаха бьют дождевой картечью.
…Город призрак кладёт свои руки тебе на плечи,
Как в морозную ночь, когда встретились мы людьми.
Знаешь, друг, а твой город был проклят века назад
Не сорвавшимся словом, а светом любви горячей…
Из Свинцового он перешёл в Прозрачный —
И оставил нам вместе последний земной закат.
— Что живёт в «городах»?
— Весь цикл стихотворений о городах был представлен в первой книге, во вторую попала часть. Серый — это Новороссийск, цементный завод делает своё дело. Голубой вообще привязан к Челябинску, но это про город детства — он у каждого свой. Свинцовый — это Санкт-Петербург. Он же Прозрачный: у меня тогда там исчез друг, не выходил на связь, знакомых местных у него не было. Потом выяснилось, что он заступился за девушку и попал в СИЗО.
Я не видела солнца с августа, mon ami,
Эта осень была самой тёмной с начала мира.
Перестали вдруг люди многие быть людьми,
Под их натиском пала уже не одна Пальмира,
В них ни грамма любви нет, ни жалости, чёрт возьми.
Мне хотелось бы верить, что всё это страшный сон,
И рассветным лучом боль войны предадут забвенью.
…Но наутро читаешь: Донбасс под сплошным огнём,
И теракт совершён в чьёмто городе в воскресенье…
— И куда же мы катимся, да и зачем живём?
— Красный и белый — это Москва и Донецк. Стихотворение посвящено тому, что там творилось. И творится. У меня есть знакомые, которые были там, некоторые погибли. Поэтому это личное, пишу об этом редко и, в основном, так, чтобы не было прямой связи: одно такое есть в книге и мало кто понимает, что оно именно про эти события. А то, где напрямую упомянут Донбасс, появилось из-за яблони: она заслоняла окна в нашей тогдашней квартире, а подкорректировать рост нам не разрешали. К декабрю уже появилась строчка: «Я не видела солнца с августа».
Я не знаю, мой друг,
Что нас связывает с тобой,
Кроме искренней нежности,
прочно сердца сковавшей.
То ли северный город,
С общей для нас судьбой,
То ли хрупкая верность
в каждом касанье нашем.
— А «Северный с общей судьбой»?
— Поняла, про какое ты стихотворение. Оно вообще появилось из строчки «Я не знаю, мой друг, что нас связывает с тобой, кроме искренней нежности», но сначала там было слово «ненависть». Оно обращено изначально к человеку, который живёт в Санкт-Петербурге, и у нас тяжёлые отношения, но в итоге появилась «нежность», город стал северным, и вышло вообще стихотворение о любви.
Эта память на краешке сердца проявится раной,
Что так тянуще сладко болит по осенним ночам.
…Смятый фантик, открытки, моя фотокарточка с мамой,
Ключ, модель самолёта Ан2, и седая свеча…
— Ты привязана к вещам?
— Нет, совсем. Скорее наоборот. Раз в несколько месяцев выкидываю всё нещадно: верю в теорию, что когда выбрасываешь что-то ненужное, в жизнь приходит что-то новое. С воспоминаниями также: я не меланхоличный человек. Ну, помню и помню, у меня память хорошая.
Так октябрьски темнеют излучины,
Так нечаянно рвутся слова
Опускаются вёсла в уключины,
В небесах — синева, синева.
— Что особенного в октябре?
— Очень запомнился этот месяц в 2014 году. Меня уволили с работы в банке. Я просто бродила по Москве, по ВДНХ, парку Горького. Ходила по городу и фотографировала — все снимки, картинки очень яркие.
Помни имя своё — говорили мне в детстве, ты,
Обручённая с морем, прекрасным до слепоты,
За собой оставляешь нетронутые цветы
И следы самолёта на чёрном беззвёздном небе.
Пропуская сквозь тонкие пальцы холодный дым,
Ты не станешь святой, пусть черты твои все чисты,
Остаётся бежать из расплавленной темноты
По зелёной тропинке, укрытой июльским снегом.
— Ты пишешь о себе?
— Не надо путать автора и лирического героя: обладая достаточным навыком можно изобразить что угодно. Главное в произведении не опыт и не красивости, главное — идея. Жизнь автора очень далека от того, что он пишет. У меня сейчас это — работа, дом, выходные.
Иннокентий Майоров
