Название этому материалу дал моноспектакль об Александре Галиче, который в прошлую субботу представил в библиотеке им. А. Горловского Владимир Селивёрстов — сергиевопосадский музыкант, бард, автор программы «Нота Мы» на телеканале «Тонус», ведущий галичевских песенных фестивалей в «Дубраве». В октябре самому несоветскому советскому барду исполнилось бы сто лет. К этой дате Владимир Иванович делится своим пониманием творчества Галича и рассказывает о загадках, которые слушатели продолжают разгадывать.

Что­то настоящее

Творчество непредсказуемо — каждый раз в голове слушателя как будто срабатывают разные настройки. Одному нравится один поэт, другому — другой, да и с годами пристрастия меняются. Сложно сказать, почему, но именно творчество Александра Аркадьевича Галича нашло в моей душе сильный отклик, и с тех пор оно сопровождает меня всю жизнь.

В первый раз я услышал его песни в девятом классе. Это было дома, в Златоусте — городе на Урале. Даже не знал тогда, кто поёт, но то, что доносилось из магнитофона, мне определённо нравилось — и я начал подпевать.

Кто именно это пел, я узнал позже. В 1975 году мой сосед по общежитию МФТИ притащил магнитофонную бобину с записью домашнего концерта Галича. Он взял бобину у сестры, которая училась в МГУ, и все мои первые зимние каникулы прошли под эти песни. Я слушал её непрерывно — эту десятую запись­перезапись, качество которой было таким, что не то что музыка, а слова разбирались с трудом.

Помню, как слушал и достраивал слова в уме. Я многого не понимал и не мог понимать: Галич упоминал поэтов, о которых я тогда не имел представления, — Ахматову, Пастернака, Мандельштама.

Я учился в советской школе, вырос в рабочем городе. Моими любимыми поэтами были Твардовский, Некрасов и Маяковский. Первым автором песен, поразившим моё детское воображение, был Владимир Высоцкий, да и сейчас его творчество имеет для меня огромное значение.

Когда я услышал Галича, что­то зацепило меня. Что­то настоящее.

Я начал разбираться в текстах, пытался узнать о людях, которых он упоминал, — как, например, в цикле «Литераторские мостки», составленном из посвящений другим поэтам, многие из которых уж точно не входили в школьную программу. Я погрузился в иной мир.

Годы спустя я услышал, как Галич говорит в интервью, что для него было важно стать мостиком между русской поэзией начала века и поэзией его второй половины. Именно это я почувствовал тогда, в общежитии в Долгопрудном, в обычной комнате с обычным видом на железнодорожные пути.

Конечно, в его текстах привлекала острота и смелость. Он говорил на темы, о которых не принято было говорить. К тому моменту я сам выступал с гитарой, часто ездил на слёты самодеятельной песни, и у меня сложился большой репертуар — в том числе с песнями Галича.

Наверно, какой­то риск в этом был — в этих песнях слышалась определённая крамола. Но проблем не возникало. На концертах я мог и не называть автора песни, а сами слёты часто проходили в лесах, у костров, где не было строгих идеологических фильтров.

К тому же в его этих песнях часто звучала не конкретная политика в лоб, а тонкий социальный подтекст. Например, в песне про маляров, истопника и теорию относительности:

И рубают финики лопари,

А в Сахаре снегуневпроворот,

Это гады­физики на пари

Раскрутили шарик наоборот.

И там, где полюс был, там тропики,

А где Нью­ЙоркНахичевань,

А что мы люди, а не бобики,

А им на это начихать!

Песня «Закон природы» начинается так:

Отправлен взвод в ночной дозор приказом короля.

Выводит взвод тамбурмажор тра­ля­ля­ля­ля­ля!

А заканчивается мыслью:

если все шагают в ногумост обрушится.

Загадки, которые оставил Галич

В конце восьмидесятых, в горбачёвские времена, знакомый офицер госбезопасности сделал мне подарок, которому я очень обрадовался. Это была шестичасовая запись концертов Галича в прекрасном качестве. Видимо, они вели свой архив, и Галич тоже входил в их поле зрения — как ни крути, это было частью их работы.

В девяностые жизнь изменилась, стало немного не до музыки — больше времени занимала семья и работа. Я перестал ездить в леса на фестивали, тем не менее гитара всегда была рядом.

В 2000­х на протяжении 11 лет я вёл передачу об авторской песне «Нота Мы» на «Тонусе». Примерно тогда же организовывал фестивали памяти Александра Галича в «Дубраве». Эти годы, полные музыки и общения, дали мне собственное понимание истории Галича.

Он пришёл в авторскую песню в достаточно зрелом возрасте — уже за сорок. Это был взрослый, зрелый, успешный во всех смыслах человек — сценарист, драматург, член творческих союзов.

Но при этом он понимал простую жизнь — с её проблемами: вечной нехваткой денег, одиночеством. Вот стих:

Ты можешь найти на улице копейку

И купить коробок спичек,

Ты можешь найти две копейки

И позвонить кому­нибудь из автомата.

Ну а если звонить тебе некому,

Так зачем тебе две копейки?

Не покупать же на две копейки

Два коробка спичек!

Можно вообще обойтись без спичек,

А просто прикурить у прохожего,

И заговорить с этим прохожим,

И познакомиться с этим прохожим,

И он даст тебе номер своего телефона,

Чтобы ты позвонил ему из автомата

Но как же ты сможешь позвонить ему из автомата,

Если у тебя нет двух копеек?!

Так что лучше уж не прикуривать у прохожего,

Лучше просто купить коробок спичек.

Впрочем, и для этого сначала нужно

Найти на улице одну копейку

Откуда такие мысли у Галича — благополучнейшего человека, сноба и пижона, у которого всё было? Загадка.

И вот представим — самое начало 60­х: Гагарин летит в космос, проходят первые КВНы, XX съезд КПСС только что осудил культ личности Сталина, а его самого тайно выносят из Мавзолея.

Это время воодушевляло многих писателей и поэтов, и Галич был одним из них. Но в 1964 году снимают Хрущёва, гайки начинают затягиваться. Ещё четыре года — ввод войск в Чехословакию, протест на Красной площади, студенческие волнения в мире. У власти появляется страх, что система неустойчива.

В начале шестидесятых многие литераторы весьма критически высказывались о сталинской эпохе — Эренбург, Твардовский, Солженицын, Евтушенко. И Галич был одним из них, такой в это время был «тренд». В конце шестидесятых у него был шанс пойти на сделку с властью, только он не остановился, когда это стало опасным, и по­прежнему писал острые песни. Почему? Ещё одна загадка.

В начале семидесятых Галича исключили из Союза писателей и Союза композиторов СССР, он пережил третий инфаркт, жил на мизерную пенсию. В 1972 году крестился у Александр Меня, приезжал к нему в Семхоз, дружил с ним. Ему не давали выступать, не печатали, и единственным, на что он жил, были деньги от квартирников и материальная помощь от диссидентских организаций.

Не против Советовпротив пороков

Неправильно считать, что Галич боролся с советской властью. Он выступал не против социализма, а против его пороков. Интересно, что в пафосе своих песен, по их духу, он, наоборот, был борцом за идеалы социализма — за братство, за справедливость.

Его не устраивало другое: ложь и лицемерие власти, несправедливость общества, двойные стандарты. Именно это обстоятельство делает его песни актуальными и сейчас. Казалось бы — советская фактура ушла, но люди с их проблемами остались теми же, везде и в любой стране.

В отличие от многих коллег и соратников, Галич не хотел уезжать из СССР. При своём еврейском происхождении он чувствовал себя русским человеком, нужным здесь — и это не было позой.

И всё­таки он улетел. Помню, как я удивился, когда узнал, что песню «Когда я вернусь» он написал не в эмиграции, а сразу после крещения. Он вряд ли ещё собирался уезжать — и вот ещё она загадка: что он имел тогда в виду?

Говорят, поэт не пишет сам, а записывает под диктовку Бога. Я, как человек с естественнонаучным образованием, в такое не верю, но тем не менее что­то в этой версии есть.

Как сегодня воспринимают Галича в России? Надо признать — он, десятилетиями оставаясь фигурой умолчания, всё так же широко известен в узких кругах. Да, в год 100­летия вышло много материала — даже показали концерт по Первому каналу. И всё же…

Но я знаю одно: песни Галича нравятся людям, которые, казалось бы, очень далеки от авторской песни. Я приезжаю домой на Урал, мы садимся с бабушками на лавочке у дома, и я начинаю играть его песенки — простые люди, не слышавшие их никогда, откликаются. Теперь это, по сути, русские народные песни с потрясающей ёмкой драматургией, с историями жизни, рассказанными в нескольких куплетах.

Владимир Селивёрстов