Продолжаем рассказ о мастерских сергиевопосадских художников. В предыдущих выпусках «Кладезя» мы побывали в личном творческом пространстве Валерия Сандырева, который сравнивает мастерскую с личной Вселенной и тщательно оберегает её от посторонних. Заглянули в своеобразный клуб околотворческой богемы — мастерскую Ольги Шишкиной, и это место меньше всего похоже на убежище затворника.

В мастерской керамистки Елены Матвеевой-Винтовой на Угличе белые стены, мало мебели и почти нет предметов и предметиков, которыми художники так любят заполнять всё пространство вокруг себя. Да тут глазу не за что зацепиться, не без удовольствия замечаешь.

Эта лаконичность — часть её подхода и как педагога. Елена преподаёт в художественной школе, и в её классе нет ярких, с первого раза прочитываемых образов. «Родители часто спрашивают, вот вы лепите жирафа, а где само изображение, с которого лепить?» — рассказывает наша собеседница. А оно и не нужно, отвечает, обойдёмся без прямого цитирования, и пусть образ жирафа придёт из головы. Вспоминайте, где вы его видели! В мультике? На картинке в книжке? Руки начинают создавать из простых форм сложную, сами ещё ничего не понимают — если так можно сказать о руках, — но мозг в этот момент работает на полную. И именно за эти полчаса внутри происходит такая интересная работа — воспроизвести то, что ты когда-то где-то видел.

Её собственные дети всегда рядом, в мастерской. «Когда работаю, они как будто сканируют и таким образом учатся», — рассказывает художница. Младший сделал первые опыты в керамике в четыре года.

Большинство детей способны делать красивые вещи, убеждена Елена, дело в практике. Такую уверенность даёт и опыт работы с художественной школе. Есть одно обстоятельство: новое поколение «немоторное», как она его называет. И размышляет о причинах: развлечения сменились, дети меньше стали держать в руках предметы, меньше хватать и бросать, гуляя на улице, ушла тактильность.

Но если твои стены белые, вдохновение подкараулит тебя там, где ты меньше всего его ждёшь. «Помню, был день, я приехала на ВДНХ, вышла из автобуса. Жара, нега, так здорово. И если помните, там растут каштаны. Один цвёл, и он почему-то навёл меня на этот образ. Какой-то щелчок в голове буквально». И вот в итоге глина принимает контур человеческого тела — скульптура готова.

В керамической мастерской Елены нет главного, как может показаться, — печи для обжига керамики. Помещение находится на первом этаже жилой девятиэтажки. Раскочегаренная печь выбрасывает вредные пары, и они в буквальном смысле отравляли бы жизнь людей этажом выше. Но лепить-то можно! Отношение к глине у Елены почти мистическое: говорит, с этим материалом надо обращаться аккуратно, перед работой оставить дурные мысли, быть осторожнее с желаниями.

«Маруся с кошкой» — она даже помнит название той работы. С композицией пришлось повозиться, дело долго не складывалось, и Елена подумала: «Ну ладно, обожгу я тебя как-нибудь, будешь стоять в огороде, пугать ворон». Не успела она в голове закончить эту мысль, как фигура буквально на глазах растрескалась.

Она ничего не придумывает специально, и каждая её работа отражает событие в жизни. Посидела в кафе — вот сцена из кафе. Прополола траву вчера — сегодня её зарисовала. Говорила с ребёнком про ангела — вместе сделали ангела.

Для чего же художнику мастерская? Свободное пространство позволяет увидеть работу на расстоянии. Те коллеги, у кого нет своего помещения, кто работает на кухне — а их немало, — страдают от того, что лишены такой возможности. И конечно, это место, где можно увидеть керамическую работу с разных ракурсов. В отличие от картины скульптуру нужно рассматривать со всех сторон, и даже на выставке у зрителей не всегда есть такая возможность.

Для одних художников мастерская становится бомбоубежищем, когда реальность кажется слишком злой, место отдыха и созерцания. У Елены отношение к этому месту исключительно рациональное: и вот снова она открывает дверь и начинает лепить, не позволив себе даже чашки чая, чтобы привести мысли в порядок.

Фото Светланы Володиной