Виктор Журавлёв. Фото 1990-х годов

Засиживаясь допоздна за кульманом, архитектор Виктор Журавлёв часто слушал «Битлз» на своей «Комете», тяжеленном магнитофоне с бобинами. Под эту музыку были спроектированы здания, которые и тогда, в девяностых, и сегодня во многом определяют характер Сергиева Посада.

Редко так бывает, чтобы один человек придумал столько заметных сооружений, и всё за одно десятилетие. Вот его здание музея-­заповедника на проспекте Красной Армии — это могла бы быть, если пофантазировать, возвышенная Let It Be. Или два вокзала на одной площади — архитектурные Hello, Goodbye как точка отсчёта пути и его же финал. Ставшие частью местного городского фольклора кварталы замков­-призраков на Рыбной, на Козьей Горке, на Кировке — потусторонняя причудливая A Day in the Life в красном кирпиче.

Ворота города — ж/д вокзал...

Это сравнение рискует навлечь справедливый гнев фанатов и музыки, и архитектуры. Но, возможно, детали помогут понять характер человека, убитого ровно двадцать лет назад, в декабре 2000 года, когда не было вездесущих видеокамер наблюдения, но были ещё в ходу магнитофоны, где на плёнке крутился A Hard Day’s Night, и только-­только появились первые мобильные телефоны.

Именно по такому мобильному, собираясь с работы домой, за 15 минут до смерти говорил Виктор Журавлёв. С бизнесменом­-строителем они решали, как лучше сделать отопление в очередном проектируемом здании. Диковинный по тем временам телефон архитектору подарили на день рождения, всего за месяц до дня, когда прозвучал выстрел. Через полгода дело закрыли за отсутствием улик.

... и автовокзал — спроектированы Виктором Журавлёвым

Виктор Журавлёв родился в селе в Львовской области, куда по распределению отправили его родителей, бухгалтера и военного,  уроженцев Тверской и Нижегородской областей. Он первый в семье увлёкся творчеством. В детстве любил рисовать церкви и сохранил любовь к рисунку на всю жизнь. Окончил Львовский политехнический институт с дипломом архитектора, работал в проектном бюро. В Сергиев Посад, тогда Загорск, приехал в 1987 году после нескольких лет работы в подмосковных Луховицах, вскоре занял пост главного архитектора города.

Стиль — викторианский

Мы стоим с Николаем Журавлёвым в подворотне, которую образуют два здания, спроектированные его отцом. Это колодец, уходящий вглубь двор: с одной стороны высится тот самый музей, который в прошлой жизни был Уникомбанком, с другой — филиал Пенсионного фонда. В колодце холодно и темно, и наш фотокор Светлана не сразу находит хороший ракурс.

«У вас разрешение на фотографию есть?» — откуда­-то из динамиков сверху раздаётся грубый голос. «Охранник это говорит нам из помещения, которое спроектировал твой отец?» — вопрос
Журавлёву-­младшему. «Возможно, но, скорее всего, нет. Отец больше занимался фасадами».

Нервируя бдительного стража, напоследок прикасаемся на прощание к кладке, и это не посадский кирпич. В Посаде в то время часто строили из ярославского кирпича — в этом городе работал завод с итальянским оборудованием.

Все здания, о которых мы говорили в тот день, появились благодаря тандему военного строителя Виктора Круликовского и только что назначенного главного архитектора Виктора Журавлёва. Они сработались и много строили вместе.

«Так много, что местный архитектурный стиль 90-­х получил название „викторианский“», — рассказывает наш постоянный автор, краевед Алекс Рдултовский, и не сразу поймёшь, в честь какого Виктора этот стиль назван, архитектора или строителя.

Стиль Журавлёва — это арочные окна и перекрытия, выступающие карнизы, резное железо под крышей как отсылка к наличникам. Башенки и смотровые окна. «Я думаю, что он вдохновлялся и средневековыми мотивами, в его зданиях заложены и готика, и классицизм, и романский стиль. И, конечно, русский», — говорит сын архитектора.

И всё это ровно то, за что его критиковали. За красный кирпич, за башни и шпили, купола и бойницы, за эклектику и разные а­ля, за сказочность на грани вызова.

Но так звучала критика со стороны зрителей. В профессиональном кругу Виктор Журавлёв слышал упрёки в монополизме, в том, что он якобы захватил все проекты в городе. После его смерти внутрицеховые разборки рассматривались как одна из версий наряду с его якобы нежеланием выдавать разрешения на строительство некоторых зданий.

Это здание в Пожарном переулке проектировалось как гостиница с рестораном. Сейчас здесь Пенсионный фонд

Версии

Николай Журавлёв не видит в этих предположениях серьёзных оснований: да, его отец по долгу службы получал запросы на строительство в том или ином уголке старого города, мог соглашаться или нет, но последнее слово всегда оставалось за мэром города Василием Гончаровым.

В советские годы у отделов градостроительства было больше полномочий на выдачу разрешений, но в новой России девяностых, говорит Николай, у архитектуры эти полномочия забрали. Не всегда Виктор Журавлёв соглашался с Гончаровым, но всегда эти конфликты разрешались.

Не было у отца и монополии на проекты, продолжает сын. На равных с Журавлёвым свои идеи предлагали Сергиеву Посаду и другие архитекторы, и выигрывали в итоге.

Эти факты ослабляют или отметают много версий. «Я не спал ночь, когда получил дело, — говорит Николай. — Читал, разбирал почерк следователей. Я и не знал, что наш домашний телефон прослушивали. Среди подозреваемых были близкие родственники, но смешно представить, будто моя мама наняла киллера. Мы так и не узнали, из-­за чего это произошло».

В те годы криминал и творчество как никогда часто пересекались. Остаётся только догадываться, каким образом львовский архитектор-­битломан искал общий язык с заказчиками, среди которых встречалось много людей, выловивших свой первый капитал в мутной воде.

Клиенты были не подарок: могли вмешиваться в проект, изменять его в духе своих представлений о красоте. Так было, когда строились и частные дома, и организации. «Он часто приезжал на площадку с чертежами, и в некоторых случаях обнаруживал расхождение, иногда чертежи были выполнены не полностью, упрощены. С частными заказчиками работалось сложнее, чем с государственными», — рассказывает Журавлёв-­младший.

Да что там частные дома — офисное здание Уникомбанка, которое сейчас служит главным корпусом
музея-­заповедника, строители норовили упростить, и если бы Журавлёв не вмешался тогда, мы бы получили какой-­то совсем другой музей.

«Часовню на месте гибели Александра Меня отец спроектировал за ночь»

Среди почти двух сотен его работ есть несколько особенных — это церкви, как Лазаревская на Новом кладбище, или часовня в Семхозе на месте убийства о. Александра Меня.

Церковь Лазаря Праведного на Благовещенском кладбище

Когда появилась идея часовни, директор «Тонуса» Сергей Боков рассказал, что Виктор Круликовский мог бы профинансировать строительство. После этого позвонили Журавлёву, рассказали, что чертёж нужно делать срочно, а благословение получено. И, как говорит Николай, к утру проект был готов. Позже вносились доработки, но основные контуры остались прежними.

Дуэт Журавлёва и Круликовского дал работу местным мастерам — в первую очередь керамистам и кузнецам. В их проектах часто встречались изразцы, лепнина, кованые решётки и другие изя­щества, которые сегодня с трудом вписались бы в облик новых зданий, но тогда были востребованы.

Одним из первых домов, где применили эти приёмы, был дом Виктора Круликовского в исторической части города, за Лаврой. Тогда этот дом казался вычурным, но он оказался не единственным, кому доставалось за непривычную архитектуру.

В архиве архитектора сохранилось письмо рабочих ЗОМЗа, в котором они критикуют ещё один особняк, на этот раз на Гражданском посёлке, — построенном, по легенде, для одного из тогдашних чиновников администрации. Авторы пишут языком советских фильмов, костерят хозяина вызывающе роскошного дома за аморальный образ жизни, сомнительный круг общения, покупку видео­ и аудиотехники и другие поступки. И при чём тут архитектор?!

Логику авторов легче понять, представив, как выглядел город в те годы, и как контрастно на этом фоне выглядели те новые здания — вполне скромные по сегодняшним меркам. Но тогда для провинциального тихого Загорска все эти новшества стали потрясением.

По генплану и по совести

Всего каких­-то два­-три десятка лет назад город выглядел совсем по-­другому. При всех его недостатках, напоминает Николай, он в то же время был милым, сохранял деревянные постройки — к тому времени ещё не сожжённые и не снесённые.

И главное — в городе прослеживался красивый ландшафт, который сейчас варварски изменяют, считает собеседник: «Кто бы мог подумать, что построят жилой комплекс в овраге на Сергиевской? Я когда увидел там ковши экскаваторов, у меня было ощущение преступления». Он напоминает, что в семидесятые, когда делались попытки утвердить генплан города, было наложено вето на изменение ландшафта, одну из главных природных ценностей города. Особенно в поймах рек, вокруг Лавры, в непосредственной близости к монастырю. «Как на это могли выдать разрешение?» — вопрос повисает в воздухе.

«Думаю, здания, которые он бы проектировал сегодня, были бы совсем другими. Ему, наверное, понравился бы парк „Скитские пруды“ и не понравился бы проект „Счастливой семьи“ и другие торговые центры на вокзале», — Николай Журавлёв предполагает, какими бы глазами взглянул на сегодняшний Посад его отец.

Со слов родственников, Виктор Журавлёв был человеком задумчивым и рассудительным, при ходьбе часто смотрел в землю и мог помолчать, прежде чем дать ответ. Своим детям он дарил конструкторы и собственные старые проекты — отдавал чёрно-­белые чертежи, чтобы те сделали их цветными. Архитектурой продолжает заниматься дочь, но не как творец новых зданий, а как защитник старых в обществе «Архнадзор».

«У меня есть видео, — говорит Николай напоследок, — отец рассказывает, что желает нашему городу через 50 лет. Главное, чтобы приняли генплан и чтобы жителям в этом городе было удобно».

Владимир Крючев

МНЕНИЕ

— Я его очень тепло всегда вспоминаю. Когда Виктор начинал в Загорске, то ещё не имел опыта работы с наследием исторических городов, но смог найти особые подходы к этому городу. К сожалению, не все архитекторы были способны на это, и переносили на исторический город опыт самых обычных современных городов. Мы с ним часто встречались, и не только по работе, а просто по­-человечески. Показывал мне эскизы, я давал советы. Я не раз бывал у него дома. Он помогал мне, когда я попал в аварию, доехать до автосервиса. Виктор был очень внимательным и в профессиональном плане, и в человеческом.

Георгий Иванович Кадышев (р. 1932), член­-корреспондент Российской
академии архитектуры и строительных наук, заслуженный архитектор РФ, член президиума Центрального совета Всероссийского общества охраны