Александр Васильевич Круг­лов, некогда популярный русский поэт, называл себя «божьей милостью певцом»: «Я не пророк, я не боец/ Я не учитель мира. / Я — божьей милостью певец/ Моё оружье — лира». Последние годы его жизни связаны с нашим городом. С супругой Анной Доганович, тоже писательницей, он жил в Новой лаврской гостинице, издавал журнал и умер осенью 1915 года. В какой­то мере, хотя и с оговорками, мы можем считать его земляком.

В своё время стихи Круглова включались в гимназические хрестоматии и всевозможные «Книги для чтения». В советские годы Круглов считался прогрессивным автором, большая подборка его наследия была опубликована в сборнике «Поэты­демократы 1860­1880­х годов»,  выпущенном в 1968 году в Большой серии «Библиотека поэта». И всё же стоял Александр Васильевич где­то в сторонке, в положении Акакия Акакиевича или штабс­капитана Снегирёва.

***

Александр Круглов родился в 1852 году в Великом Устюге в семье смотрителя училищ. Отец происходил по материнской линии из народности коми. Он умер вскоре после рождения сына. Семья обосновалась в Вологде в доме деда.

Тяга к сочинительству рождалась так. В воспоминаниях писатель рассказывал: «Моя сестра в юности… сочиняла небылицы. Я помню, как она мне, очень маленькому, рассказывала сказку «Гундебку», которую сама сочинила. Так как эта сказка мне очень нравилась, то я заставлял сестру повторять мне «Гундебку». Она же каждый раз рассказывала с изменениями. Если была в ударе, то детали разукрашивались, и сказка оказывалась длинною. (…)

Позже стал поддаваться влиянию мамы, увлекаясь рассказами о Спасителе и святых и подолгу слушая чтение Евангелия, Четьи­Минеи (книги житий святых православной церкви). Под впечатлением этих рассказов я начал жить мечтами о подвижничестве, устроил даже в огороде подобие кельи, собирался в монастырь, даже раз просил привязать себя к кресту, чтобы «испытать муки Христа». Но я был очень подвижен, впечатлителен и потому переменчив в настроениях: то мечтал о мученичестве под влиянием чтения матери, то увлекался военными подвигами, а затем уносился в мир небылиц».

Первым крупным произведением 17­летнего Круглова стал очерк о Ломоносове, изданный отдельной брошюрой для школьников и выдержавший восемь изданий. После этого в его литературном творчестве — перерыв на несколько лет: некоторое время Круглов служил в Казённой палате в Вологде, давал частные уроки.

В 1873 году он переехал в Санкт­-Петербург, стал сотрудничать с журналами. В это же время произошла и встреча с Достоевским, которому начинающий беллетрист вручил пухлую рукопись своего первого романа.

Сочинение было сурово раскритиковано, Достоевский советовал автору отказаться от жанра романа, пока тот не накопит жизненного опыта. Вспоминая свою первую встречу с великим писателем, Круглов писал: «Мне было тогда всего 20 лет, и я только что приехал в Петербург. Фёдор Михай­лович любовно, по­отечески встретил меня, юно­шу, и его правдивое веское слово было для меня светом. Он указал мне путь, ободрил меня и многое пророчески предрёк. Этот нервный, худоща­вый человек с проникновенным взглядом серых глаз умел читать в душах людей и действовать на них».

Несколько позже поддержка пришла с другой стороны — в 1879 году Толстой обратился в журнал «Русская речь» с просьбой помочь молодому таланту.

Литературная судьба А. Круглова складывалась благополучно. Его имя вошло в словарь Брокгауза и Ефрона, который сообщает, что Круглов печатался в «Русской Речи», «Наблюдателе», «Деле», «Вестнике Европы», «Историческом Вестнике», «Русских Ведомостях», «Биржевых Ведомостях», в детских журналах. Словарь даёт длинный список книг, изданных с 1885 по 1895 годы. Многие из них переиздавались, некоторые переводились. Всего их было около сотни, не считая тех, что написаны вместе с женой Анной Доганович.

Считается, что разорило Александра Васильевича издание журнала «Светоч и дневник писателя», который он выпускал с 1907 по 1914 год.

***

Круглов сохранил интерес к жизни и творчеству Ф. Достоевского, который сыграл серьёзную роль в его идейных убеждениях. От народничества поэт довольно быстро обратился к консервативным духовным ценностям, при этом декларируя независимость от противоборствующих литературных лагерей.

Может, эти перемены и привели Круглова в Сергиевский посад. Скорее всего, это произошло в начале 1910­х. Здесь он встречался с театральным критиком Ермиловым, драматургом Беляевым, семьёй педагогов Шафрановых, профессором Духовной академии Д. И. Введенским.

Осенью 1915 года жителей Новой гостиницы переселили в Старую, где они уже не имели того комфорта: в Новой в связи с началом Первой мировой войны обосновались военные. При переезде А. Круглов простудился и умер (по воспоминаниям Евграфа Ермилова).

…Работая с метрическими книгами храма Рождества Христова — в то время главной приходской церкви Сергиевского посада, — я нашёл запись: «Отставной чиновник особых поручений Вологодской казённой палаты дворянин Александр Васильевич Круглов. Умер 9 октября, отпет 12 октября. Причина смерти — от худосочия. Похоронен при местном храме».

Выходит, поэтом можешь ты не быть, а вот отставным чиновником — другое дело. Кладбище при Рождественском храме было срыто в 1935 году.

Храм Рождества Христова, у которого похоронен А. Круглов. Сильно перестроенная церковь располагается на ул. Карла Маркса

Александр Седой

А. Н. Майкову

Язык поэзиивластительная сила,

Ей покоряются безропотно сердца...

Какие б чудеса наука ни творила,

Не ей соперничать с могуществом певца.

Певецдуша страны. Из края в край несётся

Волнующая песнь: звучит среди степей,

В таинственных лесах, в пустынях раздаётся,

И ей внимает гладь безбрежная морей.

В убогой хижине, где прячется забота,

Нужда когтистая добычу сторожит,

В чертогах царственных, где блещет позолота

И в неге дни свои проводит сибарит;

Бесхитростным умам, не знающим сомненья,

Могучим гениям, великим мудрецам,

Кормильцу­пахарю, апостолу терпенья,

За мысль свободную бестрепетным бойцам

Усладу всем несёт поэзия собою,

И в тайнике души сознание встаёт,

Что жизни сумрачной, чреватой суетою

И свет, и красоту поэзия даёт.

Наука дивные открытия свершает,

Мир преклоняется пред гением ума;

Но не наука дух народа окрыляет

И не она его на подвиг вдохновляет:

Умри поэзия — и мир оденет тьма!