Когда витражист Александр Шитов делал свои первые работы, в его палитре насчитывалось всего восемь цветов — в основном семафорных и сигнальных стёкол, для художественных работ изначально не предназначавшихся.

Счастье, если техпроцесс на фабрике давал сбой и из печи выходил какой-то близкий оттенок. Ура, новая краска в витраже.

Сейчас в одном только ящике с образцами стекла в своей мастерской он хранит настоящий клад — переливы оттенков, которые бы ошеломили его тогдашнего. И это только малая часть многообразия, открывшегося ему и коллегам в России за последние годы.

Витраж, казалось бы, — само постоянство. Что может измениться в одной из самых стабильных и древних художественных техник? Первые витражи делались из тонких срезов камней, но шла эволюция: появилось художественное стекло, оно совершенствовалось как материал, и вот всё больше оттенков в распоряжении витражистов, а в их руках новые инструменты для обработки стёкол, в головах новые идеи.

***

Мы в мастерской Александра Шитова, перед нами белая стена, испещрённая следами саморезов. Это технологическая необходимость: на такой большой стене художник крепит картон, «фундамент» будущей работы. Из всех мастерских на цокольном этаже этого дома на Угличе эта единственная, где есть такая поверхность.

Сам он тут человек далеко не случайный. В восьмидесятых Александр Шитов занял пост главного художника местного отделения Союза художников (тогда была такая должность. — Ред.). Работа оказалась на стыке творческой и административной. Он как раз один из тех, кто сорок лет назад пробивал идею, что загорским художникам нужны достойные помещения для работы. Это была настоящая эпопея: согласования в Москве, поиск денег, отказы и крушение надежд, случайности, что переворачивали ситуацию на 180 градусов, — и снова битва, переговоры со трестами и конторами… Так на Новоугличском шоссе появился многоэтажный дом, где в цоколе открылись мастерские. Помещения для творчества получили живописцы и графики, иконописцы, керамисты, витражисты.

А мы по-прежнему в мастерской. Рядом два станка — один шлифует грани стеклянного фрагмента, другой делает окантовку из медной фольги по его торцу. Вот простой внешне стеклорез, который на самом деле способен филигранно разрезать и без того узкую полоску стекла вдоль — мастер делает это на раз-два. Резать стекло, неожиданно замечает он, это самое простое в витражном деле. Сегодняшние стекла куда качественней, чем те, что были когда-то, — ровнее, с однородным натяжением по всей плоскости.

***

Шесть из семи витражей, которые Александр Шитов сделал в общедоступных интерьерах Сергиева Посада и его окрестностей, разрушены. Он работал с ресторанами и станциями техобслуживания автомобилей, с домами культуры и бассейнами. Уцелел только тот, что сделан для Уникомбанка, — теперь в этом здании напротив Белого пруда главный корпус Сергиево-Посадского музея-заповедника.

На сломе эпох рушились не только принципы жизни, но и часто ни в чём не виновные художественные произведения. Или за ними просто не следили и не замечали, и они угасали. Каждый новый строительный приём или образец отделочного материала оставлял меньше места технике прошлого. Иногда это было оправданно, отдаёт должное мастер, и приводит пример: в момент, когда появились хрущёвки, массовому строительству было не до украшательств, зато тысячи людей переселились из подвалов и лачуг.

***

«Вот «Тиффани», слышал?» — в руках художника трепещется матовое, с прожилками стекло с каким-то особым серым живым цветом. В середине шестидесятых этот нью-йоркский ювелирный дом совершил революцию: перенёс витражи из храмов в интерьер частного дома, где эта техника применялась даже в таких сугубо приземлённых вещах вроде настольных ламп.

И сегодня законодателем мод считается вовсе не старая Европа, а США. Чикаго и вовсе называют городом витража, где волшебные стёкла есть чуть ли не в каждом доме.

В вечном противостоянии политики и творчества верх одерживает общий знаменатель — человеческие чувства. «В конце шестидесятых наши ракеты были нацелены на Чикаго. Урановые боеголовки стояли наготове, — вспоминает художник молодость, проведённую в ракетных войсках. — А недавно походил по Чикаго в «Гугле», посмотрел на улицы. Какой хороший город, в два-три этажа здания, сады, скамейки, лавочки. Такое красивое место».

Переносимся ещё раньше, в детство и юность. Как правило, говорит Александр Шитов, ребёнок не думает, что хочет стать витражистом или керамистом. Но есть какой-то импульс, который захватывает, — например, иллюстрация в «Огоньке», и это со временем предопределит судьбу.

Или учёба. С пятого класса он ходил в изостудию Дворца культуры, которую вёл Геннадий Иванович Галактионов, художник старой школы. Потом учился на керамиста в Абрамцеве. Пробовал писать портреты членов Политбюро — без особого удовольствия. В 1974 году ему предложили сделать проект интерьера Дома культуры фабрики «Красный факел» в Муханове. Никто не хотел браться за этот ДК — тогда это была скучная бедная постройка, но это не пугало Александра: он запроектировал два своих первых больших витражных окна и был готов отлить стекло там же, на фабрике флаконов для духов. В Муханове не получилось, печи не подошли — и его отправили по знакомству в Гусь-Хрустальный, на опытный завод при институте стекла.

Ту поездку можно считать отправным моментом в карьере художника-витражиста. В предстоящие десятилетия он создал десятки интересных работ, которые изменили облик городов, в том числе и нашего.

Фото Светланы Володиной