Как произнести число «5486»? Лев Толстой объясняет: есть три способа это сделать — «пять тысячъ, четыреста восемьдесятъ шестъ простыхъ», «54 сотни и 86 простыхъ» «пятьсотъ сорокъ восемь десятковъ и шесть простых». Эти примеры мы нашли в толстовской «Азбуке», знаменитом сборнике литературно-арифметических задач, плоде просветительского порыва графа-писателя.

НАДЕВАЕМ ПЕРЧАТКИ

«Азбука» хранится в собрании Фонда редкой книги библиотеки им. А. Горловского, и таких раритетов тут сотни, от научных трудов к пятидесятилетию отмены крепостного права до «Фауста», но не в каноническом переводе Бориса Пастернака, а в куда более редком, авторства Афанасия Фета.

Это не просто книга, а произведение искусства. «Попробуйте взять её в руки», — библиотекарь Лариса Князева предлагает оценить этот фолиант 1899 года. Ого! Этот «Фауст» Гёте потянет килограммов так на семь-восемь, щедро украшен иллюстрациями на всю страницу и увенчан резюмирующей надписью «Дозволено цензурою». Сама страница имеет такой размер, что для комфортного чтения явно нужна какая-то подставка.

Фонд размещён в комнате с невысоким потолком, стеллажи уходят вдаль, лампы как будто специально неяркие, чтобы поберечь пожелтевшие страницы. Здесь, в подвале, не слышно голосов посетителей, как в холле, нет тихого гула компьютеров, как в читальном зале. Мы словно переносимся в другое время.

Лариса Князева возвращается к «Азбуке» и склоняется над страницей: поля книги от руки исписаны примерами. Напротив загадки о воображаемых братьях, делящих наследство отца, кто-то вполне реальный умножает в столбик 800 на 3. Библиотекарь делает экспертное заключение: надписи оставлены перьевой ручкой. Следовательно, с высокой долей вероятности можно предположить, что книгу использовали как учебник ещё в прежние — околотолстовские — времена.

Детективный антураж дополняют перчатки на наших руках, но это всего лишь обычная архивная практика. С этими книгами надо обращаться вдвойне бережно — сохранить их куда проще, чем реставрировать, тем более что книжных реставраторов в нашем городе в лучшем случае единицы.

ОТКРЫВАЕМ И ЧИТАЕМ

Первые книги пополнили фонд в конце тридцатых годов прошлого века. Сотрудники только что созданной библиотеки ЗОМЗа выкупали у частных коллекционеров редкие издания. Эти образцы можно отличить по инвентарному номеру, который тогда ставили прямо на обложку, и только десятилетия спустя начали проявлять деликатность, упрятав штамп на одну из внутренних страниц.

Сегодня фонд пополняется в основном за счёт даров. Нам показывают такую редкость от читателя — фундаментальное описание венков, присланных на похороны Ленина. Страницы этой книги опалены. Её спасли на улице, вытащили из костра, где кто-то решил сжечь книги.

Издание по-своему потрясающее. На каждой его странице подробное, почти фанатичное описание похоронного венка с указанием отправителя: от детдомовцев и железнодорожников, от рабочих Кордяжской бумажной фабрики Вятской губернии и от табачной фабрики «Дукат», на кириллице и восточной вязью... Открываем наугад и под фотографией читаем: «Металлический венок из листьев дуба, в стороны которого вплетены фарфоровые цветы лиловой сирени. Вверху и внизу его прикреплены букеты таких же цветов тёмно-красных роз, гвоздик и белой сирени».

ИДЁМ ВДОЛЬ ПОЛОК

И другая сторона той же эпохи: перед нами собрание сочинений Ленина под редакцией Каменева, расстрелянного в 1936 году и реабилитированного в конце восьмидесятых.

Лариса Князева считает, что библиотекари рисковали, сохранив эту книгу, где среди ответственных за выпуск упоминается «враг народа» — по правилам времени такие экземпляры следовало изъять.

Примеры, когда опальные авторы исчезали из каталогов, встречались и позже. «Мы пережили печальные страницы, из фондов изымали книги писателей-эмигрантов. Списывали Солженицына, Довлатова, Владимова... Но библиотеки старались это спасти», — рассказывают хранители Фонда.

Сегодня Фонд редкой книги стал местом, где на полках нашли покой труды идейных противоположностей.

Почтовые коробки сочинений Ленина, распространявшиеся по подписке, в футляре со штемпелями и адресатами. «Футляр может повредиться, претензии не принимаются», — предупреждает надпись на коричневом картоне.

Или журнал петербургского издательства с ещё дореволюционной историей «Вестник знания» — предшественника более поздних и крупных «Просвещения», ОГИЗ и других.

Издание 1911 года типографии Сытина, вышедшее к юбилею отмены крепостного права. Под обложкой цветные иллюстрации и карты, проложенные едва шелестящей папиросной бумагой. Среди авторов — депутаты, учёные, историки. Среди них 31-летний Сергей Мельгунов, уехавший из страны и лишённый советского гражданства.

В прекрасной сохранности том 1904 года «Библиотека великих писателей под редакцией Венгерова» издательства «Брокгауз и Ефрон». Смотрим в интернете: полный двадцатитомник Венгерова стоит почти 700 тысяч.

А порой читатели просят дать им Большую советскую энциклопедию ранних, довоенных изданий — до сих пор есть те, кто считает, что некоторые статьи старой энциклопедии излагают лучше современных. Во всяком случае, шрифт раньше был интереснее.

Фото Светланы Володиной