Как и насколько далеко мы ушли в гуманизме с советских времён? Газета «Вперёд» обсудила это с одной из недавних заключённых, которая, по понятным причинам, решила остаться анонимной.
— Начнём с базовых вопросов: по какой статье ты была осуждена, сколько времени провела в заключении, когда освободилась?
— Меня осудили по 228-й статье за хранение наркотиков. На два года, отбыла полностью. Освободилась несколько месяцев назад.
— Где ты отбывала срок?
— В Можайской женской колонии. Но туда я попала не сразу, 10 месяцев в общей сложности провела в СИЗО, и ещё этап.
— Почему ты вынесла этапирование в отдельное время?
— Потому что в колонию ты попадаешь кружным, иногда далёким путём: едешь по всей России, по другим СИЗО и не знаешь, где остановишься. До смешного доходит: в Можайске СИЗО и колония находятся друг напротив друга, пешком можно пройти, но всех возят тем же рогом. И так можно кататься очень долго, некоторые до десяти месяцев. Я проехала шесть тюрем, выехала в ноябре, в колонию попала в январе. Везде говорят, что ты тут на три дня, но на самом деле можно и неделю, и больше просидеть.
Между тюрьмами вас возят в столыпинском вагоне — в нём несколько «коробок» размером с кухню, куда могут набить до тридцати человек, с трёхэтажными нарами.
При переходе из одного места в другое заключённых через наручники скрепляют металлическим тросом и так гуськом ведут, например, из одного поезда в другой. Всё это время в одной руке (на другой — сцепка) ты тащишь с собой баулы, как у челноков. Там и косметика, без неё никуда, и еда какая-то, и личные вещи. Надзирателям помогать нам запрещено: помню, как девушки бросали эти сумки прямо в снег, потому что невозможно… Особенно страшно, если вас ведут через пути — поезд едет, одну разрежет, всех остальных намотает. Эти проблемы никого не интересуют, мы груз.
В половине СИЗО все сумки открывают, переворачивают каждый раз, а в другой половине вообще не досматривают. Учитывая, что воруют все и постоянно, ты приезжаешь на место совсем не с тем набором, что был изначально.
— И вот ты в колонии…
— По прибытии вам выдают одежду, форму. Заполняешь анкету с размерами, но получаешь ту, что есть на складе. У меня нога 36, обувь дали 41 — в ней идти невозможно, с ноги падает. Благо, догадалась, пока ехали, пихнуть ботинки под лавку в автобусе. Подхожу к водителю: «А я без обуви». В итоге мне новые ботинки нашли.
— Есть куча баек про разные «вхождения в хату», чем на самом деле встречают в колонии?
— Во-первых, хаты — это только в СИЗО, в колонии бараки. Во-вторых, с самого начала тебя на 14 дней определяют в «карантин»: там берут анализы, учат просыпаться в 5:30, ты зубришь правила внутреннего распорядка, вырабатываешь рефлексы на фсиновцев (нужно вставать, когда они в камеру заходят и т. д.) — это всё в таком маленьком благоустроенном барачке. К тебе ещё на этой стадии присматриваются (дневальная всё передаёт администрации): что ты за человек, на какую работу можно отправить. В сущности, тебя «покупают» разные цеха, все хотят кого-то с образованием. Только после ты уже приходишь в барак: это такое общежитие, где каждый этаж — большое пространство без поперечных стен, с нарами и шестью туалетами на 80-100 человек, иногда и больше. Когда я приехала, колония была переполнена: проживало около 800 человек, а рассчитана она на 600. Нас закрыли для новых поступающих только тогда, когда у одного здания рухнула крыша и жить стало просто негде.
К каждому шкафчику и кровати прикреплена табличка с фамилией, номером отряда и номером статьи УК РФ. В одной такой комнате может размещаться до 50 человек
— Ты упомянула анализы. С какими заболеваниями живут отдельно?
— Только с туберкулёзом. Остальные — ВИЧ, гепатит и прочие — все вместе, даже в душ. Причём весь отряд, на всё есть час. Моются из отдельных ковшиков, но все стоят в одной воде (слив есть, но не справляется). А там и язвы, и руки себе на производстве постоянно пробивали или прошивали до крови. Кстати, «актив», если хотел кого-то наказать, то просто не давал мыться.
— Что такое актив?
— Это осуждённые женщины, которые следят за порядком в отряде и на работе. Они помогают администрации колонии быть в курсе всех нюансов жизни отряда. Вообще всех.
— Что происходит уже в бараке, с чего начинается общежитие?
— Когда заходишь впервые, если ты нормальный человек, то просто не понимаешь, что происходит: все куда-то бегут. Но тебе всё быстро объяснят, особенно если видно, что не бомж, — к таким сразу лезут «дружить». Там у некоторых руки откровенно кривые, другие вообще ни дня в жизни и не работали, с образованием шесть классов — смотришь, и понимаешь, для кого вещает «Первый канал». 70 % сидят по 228-й статье за хранение наркотиков, большая часть героиновые. Остальные — воры, убийцы и прочие. Они редко бывают социализированными. Кстати, по национальностям в женских колониях почти не делятся — только цыгане, вот они кучкуются.
Надзиратели и зэчки разговаривают одинаково и в целом почти не отличаются друг от друга. Разве что начальники с тобой не матерятся. А вообще все орут, так надо. Я и сама под конец орать начала. Пыток и вообще насилия от них я не видела. Если что-то подобное и есть, то только моральное и только в исполнении актива.
— За чем следит актив?
— В основном это касается работы. В Можайске швейное производство. Система выстроена таким образом, что чем лучше работает отряд, тем больше получает актив, который следит, чтобы ты всё выполняла. Они за это получают УДО (условнодосрочное освобождение. — Ред.). Чтобы получать бонусы, план надо перевыполнить, а это зачастую физически невозможно за отведённое время.
— Расскажи об условиях труда.
— Первое время было очень трудно и нервно, ножницами в бригадира кидалась. После прибытия ты три месяца работаешь «ручником» — подай-принеси, бегаешь по цеху, где на тебя все рычат. Потом должности часто меняла: карманы пришивать, пуговицы долбить. Зачастую ты даже не знаешь, что делаешь, — конвейер. Точнее, раньше был: сейчас это сломанный конвейер, линия не работает, многие станки и оборудование полуразвалены или совсем стоят. Например, был лифт, на котором возили тюки ткани 60 кг — после поломки чинить его никто не стал, просто заколотили досками, носите сами.
— Что производят в колонии?
— Спецодежду для заводов, охотничьи и прочие подобные костюмы, форму для судебных приставов… Когда я ушла уже, начали шить медицинские маски.
Самый ад был, когда нам поступил огромный госзаказ — шить полицейскую форму, несколько тысяч комплектов. Таких огромных и при этом срочных заказов до того в колонии не было никогда. Взять-то его взяли, но рассчитать мощности там никто не может. Администрация колонии — они же и управляющие производства, а какие из них экономисты.
Действовали по старинке. Начальница собрала митинг, построила нас всех и начала говорить лозунгами: «Государство вам дало работу, настало время её выполнить! Если мы не сделаем этот заказ...» — и прочее. В колонии, кстати, в этом смысле время вообще остановилось: повсюду развешаны стенды с плакатами советских времён, я даже не сразу поняла, что их регулярно подрисовывают и обновляют.
В общем, мы начали шить и вскоре поняли, что не успеваем. В последние три недели весь отряд разом отправился писать заявления «об увеличении рабочих смен в связи с тяжёлым материальным положением» — это такое прикрытие для переработки. Сначала каждый день их писали, а потом просто одну без даты. После этого мы стали вкалывать в цеху по 16 часов. Многие не выдержали: отряд ставят на проверку, а люди из-за переутомления в обморок падают, их выносят. Никаких выходных, никаких передачек, никаких свиданий — то есть оно всё как бы было, но из цеха выйти не могли.
523,9 тысячи заключённых содержались в исправительных учреждениях России в 2019 году
Зато, конечно, нам режим ослабили: разрешили еду в цех проносить, досмотры почти полностью убрали, надзиратели в цех перестали заходить… Любые правила идут лесом, если встаёт вопрос прибыли. В итоге мы заказ выполнили кровью и потом, слёз там ни у кого уже не осталось. Актив за это что-то, конечно, получил, но не мы.
— А зарплаты?
— В самом начале, ещё в СИЗО, тебе заводят личный счёт, куда и с воли деньги переводят, и зарплату начисляют.
Первые три месяца зарплата ученика — 300 рублей, то есть считай, что её нет совсем. А дальше всё зависит от места работы. В среднем у рядового работника зарплата 1000-1500 рублей в месяц, это то, что выдаётся на руки. Всё остальное списывается на питание, проживание и проч. У меня зарплата постепенно росла весь срок. В последний месяц получила 5500 рублей.
Кстати, в колонии я научилась более внимательно относиться к своему времени и перестала неоправданно «залипать» на более интересных занятиях, нежели текущая работа. То есть мне теперь гораздо легче договориться с самой собой, встать и что-то сделать. В целом, опыт неплохой. Для сильных духом личностей можно было бы даже порекомендовать.
В Можайской женской колонии шьют спецодежду, охотничьи костюмы, форму для силовых структур, с недавних пор ещё и медицинские маски
— Зачем в колонии деньги?
— Ты можешь раз в месяц сходить на «отоварку» в ларёк на территории колонии — купить сигарет, нижнее бельё, средства гигиены, еды нормальной. Или в кафе, здесь же, просто посидеть там как человек.
— Как организовано общение с родственниками?
— Через письма и свидания. С письмами просто: есть сайт ФСИНписьмо, любой человек с воли заходит туда, заполняет форму, пишет собственно письмо и оплачивает доставку. Письмо попадает к цензору, потом его распечатывают и отдают адресату. Если оплачен ответ — мне выдают бланк, на котором я пишу от руки, его отсканируют и отправят, тоже после цензуры.
Вы не представляете, какая эта трагедия — «цензор в отпуске»! У всех вся переписка встаёт на полтора месяца. А у вас, например, что-то срочное от адвоката. Или дома чтото случилось, кто-то умер.
Раз в два месяца заключённым разрешены короткие свидания. Их продолжительность должна составлять четыре часа, но на практике обычно меньше: их организация висит на одном сотруднике, он не успевает вас вовремя вызвать или запустить приехавших снаружи и т. д. На такие свидания могут приехать все — друзья, знакомые, кто угодно.
Есть ещё длинные свидания, куда раз в три месяца допускаются только официально подтверждённые близкие родственники. Обычно на сутки вам выделяют что-то вроде номера в самом дешёвом хостеле. По времени тоже могут сократить: скажем, вас запустили в пять вечера, а в десять утра уже выгоняют. Ну разве это сутки? Правда, к концу моего срока после прокурорской проверки за временем стали следить более тщательно.
— Можно ли сказать, что жизнь и труд в колонии способствует исправлению?
— Я считаю, что нет. Вот представьте типичный пример — там таких сколько угодно. Героиновая наркоманка, колется с 17 лет, всего насмотрелась, уже пять лет в колонии. Вы правда думаете, что колония повлияет на неё в положительном смысле, что она перевоспитается? Но это никого не волнует, всё это делается для отчётности — ты не человек, ты просто дешёвая рабочая сила. Это не исправление, а просто заработок.
Беседовал Иннокентий Майоров
