В этом номере мы подготовили  настоящий эксклюзивместами трогательное, в чём­-то откровенное и интересное интервью с уполномоченным по правам ребёнка в Московской области Ксенией Мишоновой. Как в Сергиевом Посаде решают проблему буллинга в школах, что нужно изменить в процедуре развода и о чём Ксения Владимировна ещё не рассказывала другим журналистам, но поделилась с нашей газетой, — читайте в материале.
 

С главной защитницей прав детей Подмосковья мы встретились в детской библиотеке на Угличе. Её мама — Татьяна Николаевна Мишонова, привела сюда за книжками внука, у мальчика в школе каникулы и он при­ехал погостить к бабушке.

Вы очень с мамой похожи

— Нам это часто говорят.  Когда я разговариваю со старшей дочерью, я понимаю, что всё, что я говорю, я произношу с такой же интонацией, таким же голосом, как и моя мама. Да и слова тоже одинаковые. Мама научила меня многому: умению одеваться, держать удар, улыбаться, быть обаятельной и нравиться себе.

Вы отмечаете День матери?

— Наверное, я человек старой формации. Для меня главные праздники, с которыми я поздравляю маму, — 8 Марта, её и мой дни рождения. День матери — это что-­то новое для нашей страны. Он должен быть в душе каждый день. Я грешу тем, что у меня не получается каждый день позвонить маме, чтобы спросить, как у неё дела и сказать, что я её люблю. Мама — единственный человек на свете, который не хочет тебя изменить. Я благодарна ей за то, что она пытается поддержать мои сильные стороны и нивелировать слабые. Для любого ребёнка важно знать: даже если весь мир будет против, единственный человек, который всегда будет на его стороне, — это мама.

У вас двое детей и несколько крестников, в том числе Серёжа (мама мальчика бросила его в подъезде в одном из домов Щёлкова), за чьей судьбой следила вся Московская область. Вас часто просят стать крёстной мамой?

— Официально у меня три крестника. Про Серёжу все знают, один ребёнок моей подруги, которая отважилась родить малыша после 40 лет. Ещё один крестник — сын моих хороших знакомых. Он стал тринадцатым ребёнком в семье, я просто оказалась рядом с ними в трудной ситуации.  Есть дети, которых я считаю своими крестниками, но пока мы не прошли церковный обряд.

Последний раз стать крёстной меня просила замещающая семья, которая забрала двойняшек. Мама оставила их в хостеле в Котельниках и пропала. Женщину нашли, сейчас идёт следствие. Своего решения стать крёстной для малышей я ещё не приняла, потому что их дальнейшая судьба пока не решена. Мы надеемся, что временная семья сможет стать для них родной.

Не так давно наш город обсуждал историю маленького Матвея, который жил месяц в Районной больнице. Сейчас малыш в школе-интернате, многие бы хотели его усыновить или взять под опеку, но вопрос с его родной мамой пока не решён. На ваш взгляд, нужно ли что­то менять в законодательстве касаемо случаев изъятия детей из семьи?

—  В приоритете оставлять ребёнка в семье, поэтому, если есть возможность договориться с родителями, с одним из них составляют договор и несовершеннолетнего помещают в социально­-реабилитационный центр. А в это время социальные службы проводят с родителями психологическую работу. Честно говоря, по моему опыту большинство семей этим временем для реабилитации не пользуется. Невозможно заставить вылечиться от алкоголизма или пойти работать. Если у родителей нет желания исправить ситуацию, ребёнок проводит в СРЦ долгие месяцы. Получается, что он не сирота, такого статуса у него нет, а значит, и в замещающую семью он не может попасть.

Для нас, правозащитников, это первый пункт, который мы намерены изменить. Поправки уже внесены в Госдуму. Нам не нужны новые законы, необходимо совершенствовать уже имеющиеся и добиваться, чтобы они работали.

В своём «Инстаграме» вы обсуждали предложение Совета Федерации ужесточить ответственность родителей за сокрытие детей после развода, вы поддерживаете предложение?

— Там предложили штрафовать таких родителей на сумму до пяти тысяч рублей. Мы за более жёсткие меры. Половина людей, которые записываются ко мне на приём, говорят про последствия разводов, когда один из родителей не дает другому общаться с детьми. Сейчас разводы похожи на военные действия с террористическими методами. В итоге ребёнка лишают или мамы, или папы. Часто отцы увозят детей в неизвестном направлении, и это в нашей стране законно — он законный представитель. Я считаю, что такие действия нужно приравнять к похищению человека. Никто не хочет выполнять постановление суда, бывшие супруги продолжают воевать, а дети страдать.

Для тех, кто не выполняет решение суда, нужно ввести более жёсткие меры. Например, как на Западе. Не привез к назначенному времени ребёнка или взял, но не вернул — крупный штраф, на второй раз ограничить свободу до нескольких месяцев, а на третий поменять решение суда на противоположное.

Что ещё можно предложить, чтобы не доводить «делёжку» ребёнка до войны?

— Когда семья подаёт на развод, нужно, чтобы они прошли через медиацию (урегулирование споров через третье лицо. — Ред.). Не для примирения, а для того, чтобы они вместе с профессионалом обговорили, с кем будет жить ребёнок, когда и как он будет видеться со вторым родителем и другими родственникам. Сейчас по­другому: сначала делят имущество, потом не дают общаться с малышом и делят его. Интересы ребёнка должны быть в приоритете. Поэтому сначала нужно решать вопросы его воспитания и только потом делить квартиры, машины.

Как вы думаете, почему в России так много разводов?

— Трудно найти своего человека. Трудно сохранить семью и отношения. Никто же нас не учит, как мириться, как жить вместе. Больше 40 % наших сегодняшних детей не хотят повторять модель семьи, в которой они выросли, а как жить по-­другому, они не знают. У меня была хорошая модель семьи, где папа, мама и я — счастливая семья, и я всегда хотела этот образ воссоздать. Найти человека с таким же представлением о семье очень сложно.

А чему вы учите своих детей?

— Мы учим их любить, показываем, что семью нужно беречь, что это самые главные люди в жизни. Старшая дочь сидит с младшим часто и охотно. Конечно, иногда они ругаются. Но он привязан к ней, а я знаю, что могу на неё рассчитывать: она с ним поиграет, накормит и уложит спать, если нужно. Ей 18 лет.

У вас есть семейные традиции? Скоро Новый год

— Каждый вечер мы читаем сыну книжки, сейчас читаем «Приключение Чиполлино». Сын просит меня петь ему колыбельную, хоть голоса у меня и нет, но я стараюсь. А ещё каждый вечер я говорю детям, что люблю их, и что очень рада, что они у меня есть.

А под Новый год мы печём печенье с гаданиями. И всё сбывается. Конечно, дарим подарки, и под «Иронию судьбы» режем оливье, а мама приезжает в гости с холодцом. Новый год мы всегда встречаем дома и никуда не уезжаем — это семейный и домашний праздник. 

Недавно вся страна и ваши подписчики обсуждали скандал в Третьяковской галерее, когда кормящую грудью женщину попросили покинуть один из залов культурного заведения. Как вы относитесь к кормлению грудью в общественных местах, кормили ли так своих детей вы?

— Я никому из журналистов об этом не говорила, но вам расскажу. Я своих детей кормила грудью. Но чтобы никого не смущать, старалась не делать этого на публике, находила укромное местечко. С младшим сыном мы много путешествовали по разным странам, и мне, как и той девушке, которую выгнали из Третьяковки, во время прогулок или экскурсий приходилось его накрывать чем-­нибудь и кормить. Поэтому, я считаю, кормить грудничка грудью нужно, но делать это всё-­таки незаметно.

Ваш сын в этом году пошёл в первый класс, вы, как мама переживаете за столь популярный сейчас среди детей и подростков буллинг (запугивание, издевательства, травля. — Ред.)?

— Я вообще мама, которая переживает там, где надо, и там, где это совсем не требуется. Буллинг — это уже моя профессиональная сфера, здесь я переживаю не только за своего ребёнка, а вообще за школьников. В этом году мы запустили проект «Бесконфликтная школа».  Перед этим провели опрос на школьном портале по поводу травли. Участие приняли 19 тысяч человек: почти 6 тысяч — педагогов и 13 тысяч школьников. 33 % — детей сообщили, что в их классах кого­то регулярно обижают или оскорбляют, а 15 % признались, что испытывали буллинг на себе. С этим нужно работать.

Проблема в том, что взрослые не обращают внимания на ситуации, когда сами провоцируют травлю или вовремя её не пресекают. Одно неосторожное слово или фраза в сторону ребёнка от учителя иногда подталкивает других детей относиться к нему пренебрежительно.

Мы хотим научить учителей грамотно выходить из конфликтов, не перекладывать вину на родителей, правильно с ними работать. Учителя и директора не умеют работать с буллингом. Часто они просто предлагают ребёнку покинуть школу и не видят другого выхода. Своим проектом мы хотим сделать школьную среду более комфортной для наших детей. Для участия в нём уже выбрано 10 муниципалитетов, куда входит и Сергиево­-Посадский округ.

Вы тесно общаетесь с Сергиево-­Посадским центром поддержки семей с детьми­-инвалидами «Время надежды». Последний раз, когда вы приезжали в конце мая, актив Центра просил поднять тему инклюзии в Сергиевом Посаде

— Это вопрос не одного дня. Я всегда говорю, что инклюзия — не только в наличии пандуса, хотя и в этом тоже. Инклюзия — в головах. Родители детей-­инвалидов готовы к общению, но родители здоровых детей не всегда готовы принимать их в своё общество.

К сожалению, нам ещё долго идти к толерантности, когда детей­-инвалидов не будут выгонять из кафе и мешать проезду инвалидных колясок в социальное учреждение.

В феврале мы проведём круглый стол на тему инклюзии в Сергиевом Посаде. Мы делали подобный в Химках, после этого там появился ресурсный класс. Первая большая игровая площадка с элементами, где могут играть дети­-инвалиды, тоже появилась в Химках. Я отправила фотографии такой московской площадки главе Химок и предложила сделать аналогичную. Он поддержал, и огромная площадка, на которой играют все дети вместе, появилась прямо напротив администрации.

Возможна ли такая площадка в Сергиевом Посаде?

— А почем нет? Всё возможно. Михаил Юрьевич Токарев всегда идёт на контакт. Когда в прошлом году я приезжала в школу в Загорские Дали, где когда-­то училась две четверти, дети попросили залить им каток, сказали, что лыжи им уже надоели. Меня, кстати, в детстве на этих лыжах в лесу учительница забыла, с тех пор я не люблю этот вид спорта. Я обратилась к Михаилу Юрьевичу с просьбой помочь, и у детей через неделю появился каток. Надеюсь, что и в этом году он у них будет, нужно напомнить.

У нашего города был небольшой опыт инклюзивной детской площадки, когда в пяти дворах поставили карусели для детей­-инвалидов, в итоге несколько обычных детей получили травмы ног

—  Мне писали по этим каруселям несколько жалоб. Мы долго разбирались, выясняли, что были технические нарушения, и это привело к печальным событиям. Я просила разобраться с их безопасностью, доработать и вернуть на место. Очень надеюсь, что так и будет.

Сегодня вы в Сергиевом Посаде по работе или приехали навестить маму?

— Я приезжала в детский дом-­интернат слепоглухих. В августе он перешёл из федерального в областное ведение. За Лаврой для выпускников детского дома будут строить небольшую деревню, где они смогут жить и работать.  Анна Кузнецова — уполномоченный при президенте РФ по правам ребёнка — поручила мне передать от неё привет Максиму, который во время каникул звонил в МЧС и подружился с его оператором.  А ещё там живёт маленькая девочка Женя, на одной из областных выставок она подарила мне керамическую рыбку. Сегодня мы договорились, что она мне ещё что-­нибудь подарит из керамики, а я ей такие же бусы, как у меня.

Вы активный пользователь «Инстаграма», люди часто задают вам вопросы и пишут сообщения. Вы сами ведёте свою страницу или это делают помощники?

— Я стараюсь сама писать посты и отвечать в комментариях. Конечно, у меня не всегда есть возможность отвечать на все сообщения, их много. Бывает, что помощник их просматривает и, например, если ситуация того требует, записывает на личный приём или регистрирует сообщение как официальное обращение. Так же я веду Facebook, там мне тоже можно написать и я отвечу.

Евгения Кинтушева
Фото Сергея Семенькова