Продолжение.

Начало в №№ 49, 52, 55, 58, 61, 64, 70, 73

 

Потерпев неудачу в ночном приступе 28 июля 1609 года, Сапега и Лисовский более не пытались силой захватить Троице-Сергиев монастырь. Внимание их всё более занимало продвижение русско-шведского войска князя Михаила Скопина-Шуйского.

Ещё в мае князь Скопин из Новгорода отправился в поход на освобождение Москвы от окруживших её сторонников Лжедмитрия II, стоявших близ столицы в селе Тушино. В июле войско освободило от тушинцев Тверь, в августе — Калязин монастырь. Гетман Сапега снял часть своего войска из-под Троицы и на Калязин, где потерпел поражение.

В сентябре отряды князя Скопина освободили Переславль; в октябре Скопин-Шуйский встал в освобождённой Александровой слободе и отбил попытку гетмана Сапеги вернуть слободу.

От Александровой слободы открывался прямой путь на Москву. Единственным препятствием оставалось многочисленное войско Сапеги, укрепившееся при осаждённом ими Троице-Сергиевом монастыре. Не имея достаточных сил для открытого сражения — большинство шведов остановились в ожидании платы — князь Скопин стал теснить сапежинцев, устраивая на дорогах острожки и засеки. Обойти эти немудрёные укрепления мешали густые леса по сторонам дорог; атаки на них грозили потерями. Так, небольшими силами князь Скопин мешал снабжению врагов, и шаг за шагом приближался к осаждённому монастырю. С каждым шагом князя Скопина таяли надежды Сапеги и Лисовского захватить Троице-Сергиев монастырь.

В октябре князь Скопин послал в Троицу шестьсот опытных ратников. Отряд воеводы Давида Жеребцова беспрепятственно вошёл в обитель. Троицкие сидельцы показались воеводе неумелыми в ратном деле простецами. Презрев их советы и помощь, воевода решился на вылазку, но отступил со стыдом. Простецы же говорили: «Мы, государь боярин, прежде [чем идти на вылазку] смиренно, как овцы, просим у чудотворца Сергия помощи; пастырь же наш ни разу нас не погубил». Действительно, по словам Авраамия Палицына, троицкие сидельцы от врагов бегать забыли, сами же привыкли «врагов славно гоняти».

С приходом отряда Жеребцова в монастыре обострилась нехватка продовольствия. Единственной пищей стали сухари и небольшие порции печёного хлеба. В этих условиях архимандрит Иоасаф не оставлял забот об укрывшихся в обители мирских людях; никто не отходил от него с пустыми руками. Братии же он говорил: «Лучше нам умереть, чем перестать сирот миловать, и тогда не даст нам великий Сергий голодом истаять».

Между тем, долгая осада Троице-Сергиева монастыря близилась к завершению. В ночь на 4 (14) января 1610 года в обитель из Александровой слободы прибыли пятьсот ратников. По приказу князя Скопина их привёл воевода Григорий Валуев, чтобы разведать силы сапежинцев. С рассветом отряды Валуева, Жеребцова и троицкие сидельцы внезапно напали на польские и литовские роты и гнали их вплоть до лагерей. Вылазка переросла в сражение южнее и юго-западнее монастыря. «И долго бились, — читаем в Сказании Авраамия Палицына, — и многие с обеих сторон испили смертную чашу…»

Разведав силы сапежинцев, Валуев вернулся в Александрову слободу. Сапега же с Лисовским потеряли надежду взять монастырь и, получив известие о движении князя Скопина, 12 (22) января снялись из-под монастыря и «никим же гонимы, но десницею божиею» побежали к Дмитрову, бросая по дороге награбленное добро. Некоторые из числа русских и казаков уходили в леса, другие приходили в Троицкую обитель, прося отпущения грехов, рассказывая о великих полках, гнавших Сапегу до самого Дмитрова. Были эти полки, нет ли, по сведениям историков гетман Сапега сохранил лишь горстку солдат, многое же из награбленного потерял.

Оборона Троице-Сергиева монастыря завершилась победой его защитников. Они сдержали клятву «верно служить государю, который на Москве будет». В результате монастырь стал нравственным и политическим ориентиром для русских людей, растерявшихся в смутные времена. Потому и победа его защитников имела огромное значение в преодолении смуты, в сохранении русской государственности.

Троице-Сергиев монастырь кроме воинских людей защищали местные жители и, конечно же, монахи. В 1619 году обитель посетил иерусалимский патриарх Феофан. От имени восточных патриархов высокий гость изъявил одобрение братии за их скорби и труды во время осады, встретился с иноками, которые дерзнули взять в руки оружие. Внимание патриарха привлёк «пожелтевший в сединах» старец Афанасий Ощерин. Старец признался: понужден был воевать не своей, но Божией волей. Он обнажил голову и показал рану на голове от оружия латинян. «Ещё и в теле моём шесть памятей свинцовых обретаются», — сказал он патриарху. И добавил: «А в келье сидя, можно ли было найти такие побуждения «к воздыханию и стенанию». Патриарх Феофан убедился в иноческом благочестии старцев и отпустил их «с похвальными словесы».