Мы продолжаем нашу рубрику, в которой пытаемся лучше понять современные литературные произведения, задавая вопросы, возникающие при прочтении, напрямую авторам строк. В рамках этого диалога мы добрались до Германии. Хотя поэтесса Сабина Саттар родилась в 1989 году в Хотькове, сейчас вместе с мужем они уже полтора года живут в Европе. Свой первый поэтический сборник «Блуждающий» она опубликовала в прошлом году, а уже после запустила проект литературных стримов, где пишет триллер в прямом эфире на YouTube. С помощью технологий легко преодолеть пространственную границу, но есть еще граница смысловая, понятийная, которая часто отрезает читателей от её авангардного творчества. Их пытаемся пройти диалогом. Начиная с простого:
Блуждающий где?
В собственных сомнениях и страхах.
Путь через быть: зачем ты,
Камень с груди убрав,
Напоминаешь детство,
Тоской разрывает сердце
Запах лечебных трав.
Что в детстве пахнет лечебными травами?
В книге много о детстве, но не моём конкретно. Оно меня интересует как художественный образ, который ассоциируется с поддержкой, заботой, помощью и личной беспомощностью… Детство — это почти как болезнь, тебя от него немного лечат, чтобы сделать хорошего, правильного взрослого. Тебя взращивают, из тебя что-то делают. Ставят ограничения. Последние годы я эти стены одну за другой сношу, и удивляюсь, как много их ещё осталось. Какие-то из них — это воспитание, привычки, впитанные, словно из воздуха, ориентиры.
Ничего не случится, я прячусь в твоей печали.
Ты взрослый, не помнишь боли роста костей.
Я — марионетка, и нити меня пронзают,
Когда ты кладёшь ладони на плечи мне.
Отношения равны манипуляции?
Любые нет, но с детьми точно — это часть культуры, подхода к воспитанию. Есть спонтанная детская игра, как только приходит взрослый и говорит ему задачу — начинается манипуляция, ограничение в неких критериях. Думаю, что иной вариант всё-таки возможен: когда взрослый приходит и становится частью игры. Тогда это не манипуляция, а обмен.
Ничего не останется в каждом отдельном звуке,
Никакого секрета над писаниной нотной.
Минотавр погибает, Тесей простирает руки,
И красавица забывает свою свободу.
Существуют ли герои?
Тему старалась раскрыть несколько раз: всё ещё ищу подходящее выражение. Мне очень нравится образ героя любой эпохи — он неоднозначен. Например, есть герои комиксов. Какой-нибудь Супермен, который спасает одну девушку, а попутно уничтожает половину города. Есть сверхцель, сверхзадача, есть средства, которыми он не гнушается. В этическом смысле, мы скорее скажем, что этот человек плохой или глупый, неприемлемый для общества, но при этом для него же незаменимый для какой-то задачи. При этом цель может быть личной, как у Тесея, даже корыстной, но она важна для многих: на месте Ариадны может быть семья, друзья или некий идеал — это не имеет значения. Если именно цель, а не средства отвергаются окружающими, герой становится злодеем. Это один и тот же образ.
Это Ганс, и он не помнит
Ничего о тех годах:
И в глазах его не войны,
Только страх.
Чувствуется ли в современных немцах комплекс вины за Вторую мировую войну?
Есть, и он на них совершенно точно влияет, и очень сильно, это невозможно переоценить. Есть, конечно, очевидные вещи: они становятся толерантны к иным культурам, даже слишком. По принципу не просто «все равноценны», а «немецкая культура немного менее значима». Есть и более глубокие вещи: я читала воспоминания свидетеля войны, он был ребёнком, когда пришли американские военные. Его родители активно обсуждали принцип: «Да, кто-то там воевал и убивал евреев, а мы сидели по домам и ничего не слышали». Так вот, уже их дети понимали, что родители не могли не слышать, не могли не замечать. Через два поколения это осознание воспитало особую восприимчивость к соседям, к тем, кто рядом. Ты получишь помощь, даже если она не нужна: идёшь по улице, вглядываясь в телефон, и к тебе подойдут и спросят, не нужно ли показать дорогу.
Фрида вытрет пыль с портрета,
Соскребёт золу с цветов:
Это нужно, разве это
Не обязанность её?
Как ты отнеслась к истории вокруг речи российского школьника в Бундестаге несколько лет назад, когда он выразил сочувствие солдатам Третьего Рейха, действовавшим по приказу?
Знаю, что есть и такая позиция, но для меня важный, принципиальный момент — непринятие любой агрессии, не бывает хороших солдат. Любой из них и агрессор, и жертва, но это не оправдывает. В то же время меня пугает реакция в России, когда я вижу, сколько ненависти в русском обществе: не только в том случае, примеров много. Как будто люди целыми днями ищут себе мишень, и ты ей можешь стать в любой момент.
Среди моих призраков мне никогда не тесно,
Каждая разбитая игрушка имеет своё лицо,
Которое раны трещины повеселился повесился,
Если бы только он не был моим отцом.
Маленькая деталь, которая бьёт по спине
Так, что трудно дышать
И не нужно — остался последний шаг
До двери, за которой он снова меня прощает.
Вина может быть позитивным чувством, формирующим?
Личная вина всегда тащит назад, это деструктивное чувство. Даже если человек делает из-за неё что-то хорошее, он всё равно при этом сильно разрушает собственную личность. Это как работать не на себя, а «на дядю»: часть своих усилий, часть своего таланта ты отдаёшь кому-то другому.
я думала: душа моя горька
и без того отравлена стихами,
но от укола боль не утихает,
протяжно кости плавятся в руках.
Откуда образ разъедающего руки укола?
Из периода депрессии. Она у меня выглядела, как сидение за компьютером: просто целыми днями играла в Sims, даже не помню, что там делала, лет с 12 не запускала до этого. Всё, что видела перед собой днями — это мои руки. Из-за того, что они постоянно мелькали, стали частью метафоры боли, утраты, переживания.
Кто здесь плачет по Сильвии Плат?
Не страшно, если ты не ухватил
блуждающую рифму за загривок
и пониманием её не исследил.
Должен ли читатель «собирать» у себя в голове произведение?
Безусловно. Я считаю, что любое, не только литературное, произведение – это заготовка. Настоящее искусство появляется уже в голове того, кто прочитал, воспринял, пережил — поэтому даже шедевры в голове не самого проницательного человека будут выглядеть блекло и ничего не будут стоить.
Сколы и грани его составили,
Голос архаики отточил.
Каменный оттиск живого дьявола:
Каменный нарратив.
Сам для себя, как растения древние,
Каменный смутный бриз. …
Трогает пальцами отражение
Белоснежный Нарцисс.
Человек придумывает себя?
Я думаю, что мы формируем личность, рассказывая историю о себе себе же и помним её постоянно, иначе превращаемся в кого-то другого. Эта история и есть «Я» с большой буквы.
Нас зовут Урд, Вирданди и Скульд,
нас зовут вспомнить, узнать и уснуть.
Глаз продолжает свой странный путь,
Он вытекает в прицел.
Древо растёт в разноцветный мир,
разноязыкий бесценный мир,
сохнут на ветках его плоды.
Глаз твой расцвёл и сгнил.
Существует ли судьба?
Это очень сложный для меня вопрос… Я бы очень хотела, чтобы она существовала — меня приводит в восторг этот образ! Как литератор, могу на всё ответить общим принципом — мне нет дела до реальности, ведь я создаю дополнительный существующему мир. Мне интересно то, что выглядит интересно, поэтично, и судьба — это грандиозный образ, который миллионом разных способов может отражать конфликт человеческой жизни. Здесь я ссылаюсь к древнегреческой трагедии, где «рок» — ключевое понятие, чтобы оценить происходящее с героями. Судьба придаёт миру сюжетность, смысл. Смысла в реальной жизни нет —это пугает, но заставляет работать.
Записал Иннокентий Майоров
