В конце года так легко впасть в уныние. Именно сейчас особенно остро переживаются случившиеся за год потери, трагедии и разочарования, агрессия и дикость — к сожалению, неизбежные. И, может, именно потому в такие дни чаще, чем обычно, приходится слышать, что настолько тоскливо никогда не жилось, а год снова был переломный. И вообще — теперича не то, что давеча. Знакомо?
Но если посмотреть на нашу историю шире, в её развитии на протяжении тысячелетий, то картина окажется другой. Именно сейчас человек живёт как никогда мирно. Продолжительность жизни максимальная. Всё больше людей могут надеяться, что застанут правнуков. Никогда за всю историю человек не имел столько свобод, столько возможностей для развития, как сейчас.
Да, мы знаем проблемы нашего времени — всё своеобразие принимаемых законов, частое отсутствие своего жилья у молодых, маленькие пенсии у пожилых, боязнь потерять работу. Но при всех колебаниях и текущих трудностях общая кривая качества жизни как никогда оптимистична.
С просьбой подтвердить или опровергнуть существующие настроения мы обратились к руководителю Центра по изучению отечественной культуры Института российской истории РАН Александру Голубеву. Александр Владимирович с 1991 года живёт в Сергиевом Посаде, где его также знают как поэта и прозаикафантаста.
— На ненаучный взгляд кажется, что самый простой критерий качества — это численность. Популяция человека растёт как в мире, так и в России, если смотреть на развитие страны в течение веков. Ему хорошо на этой планете!
— Да, спорить трудно, популяция растёт. В XIX веке ходили модные теории о том, что в ближайшем будущем ресурсов Земли на всех не хватит, человечество вымрет, но пока это не оправдывается. Современные сельскохозяйственные технологии, не говоря о технологиях будущего, в состоянии прокормить намного больше людей, чем живёт сейчас. Если их применять.
— Порой говорят о «кровавом XX веке». На протяжении веков люди стали чаще или реже убивать друг друга?
— Несколько лет назад мне попалась любопытная таблица: один российский учёный сравнивал потери в войнах, начиная со Средневековья. К моему изумлению оказалось, что, если считать в процентах к общей численности населения, сейчас потери в войнах меньше, чем были столетия назад. И это при том, что в войнах XX века погибли десятки миллионов.
— Это правда или такой образ — давным-давно было время, когда люди жили в постоянной войне друг с другом?
— Если бы люди жили в постоянном состоянии войны, то некогда было бы охотиться, обрабатывать землю. Другое дело, что не было понятия войны как таковой, как некоего официального мероприятия — с объявлением нападения, с перемирием. Стычки же могли возникать и быстро заканчиваться, и, действительно, любой чужак в первобытном обществе воспринимался прежде всего как враг.
— Ещё один показатель качества жизни — её продолжительность.
— В России начала XX века средняя продолжительность жизни составляла 35 лет. Мне встретилась фраза, это примерно 1925 год, — о сельском сходе, где «выходит в круг бойкий старичок лет пятидесяти». Известны случаи, когда люди доживали до ста лет, но это всё же было редко. Недавно мы хоронили одного коллегу, фронтовика: ему на тот момент был 101 год, я лично его знал, общался с ним, и ещё десять лет назад он был вполне работоспособен.
— Совсем не имею в виду вашего коллегу, это вопрос больше о комфорте каждого из нас. Домашняя кошка живёт дольше уличного собрата, как и птичка в клетке. Наша долгая и комфортная жизнь — это не счастье в клетке?
— Не думаю, что мы живём в «клетке», если переводить разговор на бытовые условия. В клетке человек вряд ли долго проживёт. Представьте — человек сидит в тюрьме, его водят на прогулку, кормят... Сомневаюсь, что он дотянет до ста лет. Мой коллега, доживший до 101 года, занимался наукой, у него была семья, жена и дочка, тоже учёные. Не думаю, что это жизнь в клетке.
— Насколько, на ваш взгляд, изменилась ценность жизни?
— Жизнь ценится выше и самим человеком по отношению к себе, и обществом. Другое дело, что это не мешает войнам и насилию. Но важно, что в развитых странах жизнь человека имеет — по крайней мере, на словах — одинаковую ценность, независимо от того, к какому социальному слою он принадлежит, чего не наблюдалось столетия назад.
— Что можно сказать о нашей личной свободе и, скажем, свободе наших прапрадедов?
— Пожалуй, у нас её больше. В современной России мы не связаны сословными ограничениями. Крепостной редко вырывался в люди, сейчас человек из простой семьи может и в университет поступить, и карьеру сделать. С точки зрения политической — я думаю, говорю и пишу, что хочу. По работе я занимаюсь самым сложным, скажем так, сюжетом — советской историей 2030-х годов и могу ответственно сказать, что даже самой малейшей цензуры в академической науке нет. Есть, конечно, всякие нелепые ограничения в нашей повседневной жизни, все эти разгоны демонстраций и так далее, но это не главное.
— Вы затронули тему образования, которое стало более доступным...
— Это достижение первой половины XX столетия, когда начало вводиться всеобщее школьное образование в России, а во многих странах оно к тому времени уже существовало. Но именно образование за последние 50 с лишним лет, на мой взгляд, лучше не стало. На Западе эту сферу начали реформировать, когда СССР достиг успехов в космосе, понимая, что они в этом отстают. И оно у них стало только хуже. У нас с 1990-х годов реформа образования идёт по американскому образцу, а лучшими сегодня считаются системы образования в Корее и Японии, где таких реформ не было.
— С 2013 года оскорбление чувств верующих в России может попасть под уголовную статью. А что было с вольнодумцами — разной степени активности — на Руси?
— Как правило, такое позволяли себе люди из образованной прослойки, а за простым народом следили жёстко. Не дай бог кто-то в церковь не ходит из крестьян! Если он свои вольные думы не высказывал, это ничем ему не грозило, но если, скажем, перечил священнику, то последствия могли быть самые разные.
— Не хочется рисовать совсем уж благостную картину. В чём правы пессимисты, говоря о наших временах?
— Безусловно, состояние окружающей среды хуже, чем даже сто лет назад, в момент промышленного роста. Ещё, и, может, это стариковское брюзжание, но есть ощущение, что люди стали циничнее. Остаётся меньше твёрдых моральных норм. В обществе сильны предубеждения, порой ложные: скажем, есть точка зрения, что все чиновники берут взятки. Но на самом деле берут не все, и, может быть, даже меньшинство, но люди с этой ситуацией как бы и смирились. В советские годы неприятие взяточничества было сильней, способность к самоочищению аппарата была выше. И ещё — об этом часто говорят, но истина не перестаёт быть истиной: нет уверенности в завтрашнем дне.
— Пессимизм может быть заразным?
— Безусловно, но и весь опыт последних десятилетий, особенно 1990-х, к этому подталкивает.
Владимир Крючев
Якоб Йорданс. «Пир Клеопатры» — героям картины голландца Йорданса позавидовали бы многие современные хипхоп-музыканты с их страстью выставлять богатство напоказ: Клеопатра заявила, что готова съесть обед за 10 тысяч сестерциев (более миллиона рублей, сказали бы мы). По легенде, так и сделала: в кубке с уксусом растворила драгоценную жемчужину и выпила. Всё это происходило примерно в те же времена, что и трагедия Помпеи.
Валентин Серов. «Коронация. Миропомазание Николая II в Успенском соборе» — момент коронации последнего императора в 1896 году, омрачённый давкой на Ходынском поле.
Эль Лисицкий. «Клином красным бей белых» — пролетарская прямота своего времени, усиленная художественным даром выдающегося авангардиста, создала этот плакат, отражающий противоборство идеологий двадцатых годов прошлого века.
Карл Брюллов. «Последний день Помпеи» — сцена за несколько секунд до гибели Помпеи и других дохристианских римских городов под камнями и пеплом. Сила извержения Везувия в несколько раз превосходила силу взрыва атомной бомбы над Хиросимой.
Жан-Леон Жером. «Бонапарт перед сфинксом» — за полтора десятка лет до похода на Москву Наполеон предпринял египетскую кампанию. Не самую удачную: её подорвали восстания местных, атаки англичан, жара и болезни. Наполеон вернулся, надо полагать, в плохом настроении.
Наталья Теренкова, культуролог:
— Нашему времени, как и любому другому, нельзя дать однозначной оценки. У меня есть отличный пример. Большинство девушек мечтают о прекрасных принцах на белых конях, балах и пышных платьях. Все эти образы пришли к нам из европейского Средневековья. Но обычно барышни не догадываются, что это было время жуткой антисанитарии, когда даже короли мылись не чаще пары раз за всю жизнь. Представляете, какие стояли ароматы? Уж лучше сейчас, когда можно утром принять душ, а вечером полежать в ароматной ванне.
