Писатель Валерий Дмитриевич Пушков родился в 1896 году и до средних лет не помышлял о литературной карьере. В молодости учился в Петроградском университете, воевал в Первую мировую, после работал учителем в Приморье и совершил уникальное даже по нынешним временам путешествие по азиатским странам. В 1930­х годах он промелькнул в нашем городе, оставив после себя веер вопросов, над которыми пришлось покорпеть.

 

Неугомонный романтик

Для начала позволю себе процитировать выдержки из материалов Юрия Петрунина, руководителя мытищинского литературного объединения. Очерк «Они были первыми» (2009 г.) — наверное, наиболее подробное исследование жизни забытого писателя:

«Бывший студент и офицер в компании двух знакомых девушек стартовал в сторону Дальнего Востока. И они добрались до него, но там и застряли. Валерий Дмитриевич какое-­то время работал сельским учителем. А тут нагрянули японцы. Учитель ушёл в партизанский отряд. Когда отряд был оккупантами разбит, Пушков бежал не в сторону Байкала, а дальше на Восток — добрался морем до Японии (не странно ли: бежал от японцев в… Японию?), оттуда на пароходе — в Китай. Дальше были Соединённые Штаты и возвращение в Россию, ставшую уже советской».

Потом состоялось и второе зарубежное путешествие. С письмом от самого С. М. Кирова (адресат и содержание остаются неизвестными) неугомонный романтик пешком отправился в Иран, пересёк Индию, а когда оказался во Вьетнаме, его арестовали, приняв за английского шпиона. «Выручили Пушкова соотечественники — эмигрировавшие в Юго-­Восточную Азию русские моряки. Благодаря им бесстрашный путешественник (или эмиссар) смог в конце концов снова ступить на родную землю», — писал Юрий Петрунин.

Обратим внимание на слово «эмиссар», оно очень важно в нашем дальнейшем расследовании. Трудно представить, что начинающий советский литератор так свободно совершал рискованные путешествия по тогдашним горячим точкам и по возвращении избежал пристального и не самого приятного внимания «компетентных органов»!

Появление в Загорске

Дальше начинается биографическая путаница, также присущая лицам суровых профессий. Так, Ю. Петрунин пишет, что в 1930 году семья Пушковых жила в Москве, где родился старший сын Алексей, а далее «в середине 30­х годов (возможно, предчувствуя 37-­й) Пушков уехал из Москвы в далёкую Эвенкию и больше года заведовал там, в тайге,
культбазой ВЦИКа. По возвращении из Сибири поменял свою столичную комнату на половину дома в Загорске».

Вот тут­то и возникают нестыковки! Потому что имя писателя Пушкова неоднократно упоминает Михаил Пришвин — тогда живший в нашем городе — в дневниках первой половины 1930-­х годов.

Есть и серьёзный документ — постановление Загорского исполкома от 27 декабря 1932 года. «Слушали: О включении электричества писателям Пушкову В., Пришвину, Григорьеву, Кожевникову, проживающим в г. Загорске. Постановили: предложить Коммунальному Тресту включить эл. энергию в квартирах вышеуказанных писателей по одной электрической лампочке».

Значит, появление Валерия Дмитриевича в Загорске относится к самому началу 1930­-х годов. И заметим, какое уважение — только он назван чиновниками с инициалом! Не какой­-нибудь Пришвин!

Совпадение первое

Изучая биографию Пушкова, можно обнаружить очень интересные совпадения. В это же время с Дальнего Востока, через ту же Эвенкию, в Загорск прибыл бывший советский консул в Харбине, резидент советской разведки Владимир Фонштейн. Хронология перемещения: 1929 г. — Харбин, 1930 г.— Эвенкия, 1931 г. — Загорск.

Должность он получил не особенно заметную: заведующего областной заочной партийной школой, базировавшейся тогда в нашем городе. Как тогда говорили, вышел в резерв.

Именно с этого начался в своё время мой поиск следов таинственного Пушкова. Фамилия, надо сказать, в нашем городе довольно распространённая, поэтому возникали разные версии.

Помогла случайность. Работая над темой «М. Горький и город Загорск», построчно просматривал адресатов переписки Горького, надеясь найти в ней загорские следы. И наткнулся на письмо, адресованное Пушкову.

Именной указатель адресатов писем Горького в 30-­м томе собрания сочинений упоминает Владимира Дмитриевича Пушкова, характеризуя его как советского писателя, «в прошлом моряка». Указывается и его дата рождения — 1896 год. Маленькая ошибка: не Владимир, а Валерий. В письме от 23 января 1929 года М. Горький давал молодому писателю следующие рекомендации: «Пишите так, как будто Вы — свидетель на вековом суде правды с кривдой». Речь шла о рассказе Пушкова о его задержании английской полицией в Египте.

Совпадение второе

В 1939 году Валерий Дмитриевич Пушков с семьёй перебрался жить в Болшево. Почему именно туда, а не в другой город Подмосковья? Леонид Горовой в газете «Калининградская правда» пишет: «Сосновая аллея, на которой дом писателя стоит до сих пор, соседствует с бывшей улицей Свердлова (ныне Марины Цветаевой), где находилась дача НКВД, куда к жившему на ней мужу Сергею Эфрону вернулась в том же 1939 году великая поэтесса. Конечно, это соседство можно считать случайным. Но если учесть, что бывших разведчиков не бывает, нельзя исключить опеку со стороны компетентных органов».

«Подтверждаю, что М. И. Цветаева жила недалеко от нас в доме, который до войны, по тогдашним слухам, был служебным домом органов», — осторожно сообщил Наль Пушков.

Кстати, в то же время здесь появилась и дача полярного исследователя Папанина, в своё время также связанного со спецслужбами.

Волны политических репрессий семьи Пушкова не коснулись (как, впрочем, и оставшегося в Загорске Фонштейна).

Возмущение товарища Го

В 1930-­х годах Валерий Пушков активно занимался литературной работой. Им написаны повесть «Весна трёх» (1931 г.), роман «Кто сеет ветер…» (1939 г., переиздан в 1957­-м) и другие произведения.

Валерий Пушков писал и пьесы. Одну из них — «На острове Хондо» — поставил Иосиф Туманов (Туманишвили) в Московском рабочем художественном театре. А вот с другой пьесой вышел прокол. В начале 1950-­х годов пьесу В. Пушкова «Сампаны Голубой реки» поставил театр имени Маяковского. Она была посвящена китайской теме, на тот момент очень востребованной.

«Пьеса «Сампаны Голубой реки» была превосходно поставлена Николаем Павловичем Охлопковым, — рассказывал Наль Пушков. — Главные роли играли народные артисты Лев Свердлин и Мария Бабанова, но через несколько спектаклей появилась критическая статья в «Советской культуре» с обвинением в незнании автором Китая, и постановку вскоре прекратили. Потом, как обычно, перед отцом извинились за заказную статью, сценарий переиздали под названием «На Голубой реке»»/

Внесу коррективы из области политического контекста. Незадолго до постановки «Сампанов» на спектакль Большого театра — балет «Красный мак» — пригласили прибывшую в Москву правительственную делегацию из Китая во главе с министром культуры, видным писателем и филологом товарищем Го Можо.

Товарищ Го Можо был искренне возмущён, назвав постановку насмешкой над традиционной культурой Китая. По цепочке досталось и пьесе Пушкова, хотя, по мнению современников, серьёзными ляпами она не страдала.

В опале

Во второй половине 1950-­х Валерий Пушков попал как бы в литературную опалу — последнее прижизненное переиздание его романа «Кто сеет ветер...» было в 1957 году.

В течение нескольких лет он руководил мытищинским литературным объединением. Собственно, и воскрешение имени писателя Пушкова — заслуга его продолжателей.

Валерий Дмитриевич намного пережил свои произведения. Он умер 25 августа 1984 года в возрасте 88 лет.

Сейчас ряд сайтов, специализирующихся на старой литературе, активно предлагают его книги. А к тайнам путешественника Пушкова мы только­-только прикоснулись, и вряд ли их раскроем до конца.

 

Алекс Рдултовский