Семинарист, отвергнутый дамой сердца, совершает в Сергиевском посаде попытку самоубийства. После этого в город приезжает Фет и пишет первый в своей жизни стих, который впоследствии пытается стереть из памяти. Всему этому предшествует неожиданное явление загадочного молодого человека, утверждающего, что без преподавателей, в пензенской глуши, выучил четыре европейских языка.
Что объединяет эти три события и как они повлияли на всю русскую школу художественного перевода — разбирает в своём литературном детективе Алекс Рдултовский.
«Не шли мне лепёшек, пришли Карамзина»
Этому человеку мы обязаны знакомству с героями Диккенса, Теккерея и Шарлотты Бронте! Знакомьтесь — Иринарх Введенский.
Он родился 21 ноября 1813 года в Петровске Саратовской губернии, в одном из глухих приволжских углов, в семье сельского священника.
Странный был мальчик. Смотрите, что с ним произошло в «бурсе». Восьмилетнего Иринарха отдали в Пензенское духовное училище. Пытливый, всем интересующийся, он пристрастился к учёбе и чтению. Прочитав привезённые отцом в подарок «Письма русского путешественника» Карамзина, юный Иринарх пишет отцу в саратовскую деревню. «Тятенька, не посылай мне лепешёк, а пришли ещё Карамзина: я буду читать его по ночам и за то буду хорошо учиться».
В пензенских лавках продавались и иностранные книги. Желая читать их в подлиннике, Иринарх сам изучил европейские языки. За четыре года в духовном училище научился довольно сносно изъясняться на французском, немецком, английском и итальянском. Поступил в Саратовскую семинарию, где освоил несколько древних языков.
В семинарии на него смотрели как на явление феноменальное. На выпускных собралась вся городская знать. Почти сразу же саратовский губернатор остановил Иринарха и спросил по-французски, где, когда и как тот приобрёл такие знания французского с таким чистым выговором. Введенский ответил ему на изысканном наречии. Более всех шокирован был секретарь губернатора, француз из пленных наполеоновских офицеров.
По настоянию отца Иринарх поступил в Московскую духовную академию. Несмотря на успехи в учёбе и дружбу с литераторами и историками своего времени, Введенский вскоре расстался с МДА при совершенно непредвиденных обстоятельствах.
В начале 1838 года двадцатичетырёхлетний Иринарх испытал сильное чувство к очаровательной девушке, дочери сергиевского полицмейстера Засецкого. Дружеское общение продолжалось, пока Введенский не признался ей в любви и не попросил руки. Отказ, хотя и вежливый, толкнул Иринарха на отчаянное безрассудство. Он пытался покончить с собой, но, к счастью, остался жив.
Попытка самоубийства породила много толков в Академии и в кругу знакомых. Засецкий не пожелал принимать в своём доме «истеричного» молодого человека, а начальство академии выразило недовольство по поводу «любовных шашней» будущего священнослужителя. Девушке немедленно подбирают жениха из военных, а на Иринарха фабрикуется бумага, обвиняющая его во всех тяжких преступлениях — пьянстве, дебошах, безнравственном поведении.
Введенского при помощи друзей из литературных кругов переводят в воспитатели пансиона при Московском университете. Там он встречает молодого Афанасия Фета.
Переживавший личную драму интеллектуал и страдающий от проблем с родословной студент Фет сдружились. И это имело серьёзные последствия для российской словесности.
Снова в Посаде
В Рождественские вакансии 1839 года друзья отправились в Сергиевский посад. Введенский хотел в последний раз повидать предмет своей страсти.
По просьбе Иринарха Фет соорудил сатиру на жениха Засецкой. Это был первый поэтический опыт Фета, о котором тот без содрогания не вспоминал и старательно изгонял его из памяти писанием несатирических стихов, в результате чего родился поэт Афанасий Фет.
Позже творческие пути приятелей разошлись. Фет посвятил себя поэзии, а Введенский — журналистике и литературному переводу. С 1841 по 1853 годы он познакомил русского читателя с восемью знаменитыми романами Диккенса: «Домби и сын», «Договор с привидением», «Замогильные записки Пиквикского клуба», «Давид Коперфильд». Из Теккерея перевёл «Базар житейской суеты» (нам известен как «Ярмарка тщеславия»). Из Шарлотты Бронте — «Джейн Эйр».
Введенский отправляет свой перевод «Домби и сына» автору. Последний изъявил желание познакомиться с переводчиком. В начале 1850-х годов Введенский побывал в Великобритании и написал следующее: «Кто не видел Лондона, тот не знает колоссального могущества человеческих идей».
…В молодости мне довелось встретить одну пожилую учительницу литературы, которая ко всей классике придумывала «хеппи энд». Даже Онегина с Татьяной поженила, а Ленского наши врачи вылечили! А ну как бы она придумала, чтобы было всё по-хорошему! И Иринарх женился бы на дочке полицмейстера.
Да вот дальше-то что? И не было бы мистера Пиквика, и Джейн Эйр, и… Афанасия Фета. Нет, начальства нужно слушаться, оно о нас заботится, у него глаз зорче и клюв длиннее!
Как понимал Введенский задачу переводчика
«При художественном воссоздании писателя даровитый переводчик прежде и главнее всего обращает внимание на дух этого писателя, сущность его идей, потом — на соответствующий образ этих идей. Собираясь переводить, вы должны вчитаться в своего автора, вдуматься в него, жить его идеями, мыслить его умом, чувствовать его сердцем и отказаться на это время от своего индивидуального образа мыслей. Перенесите этого писателя под то небо, под которым вы дышите, и в то общество, среди которого вы развиваетесь, — перенесите и предложите себе вопрос: какую бы форму он сообщил своим идеям, если бы жил и действовал при одинаковых с вами обстоятельствах?»
Алекс Рдултовский
