Сто лет назад в послереволюционном Сергиевом Посаде произошло событие, оставившее глубокий след в истории нашего города и православной церкви. 1 апреля 1919 года сергиевский совдеп принял решение о вскрытии мощей преподобного Сергия Радонежского. По тем (да и по нынешним) временам это было неслыханным поруганием широко почитаемой святыни.

Слово и дело

Большевики решились на громкую акцию в стремлении подорвать влияние Церкви в обществе. Незадолго до того, в марте 1919 года, на VIII съезде РКП(б) была принята новая программа, в которой говорилось, что партия «содействует фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков, организуя самую широкую научно­просветительную и антирелигиозную пропаганду». 

Решение о вскрытии мощей преподобного Сергия было принято на заседании Совета рабочих и крестьянских депутатов Сергиевского посада 1 апреля (в некоторых источниках указано 31 марта) 1919 года. В протоколе собрания говорилось: «Считая, что мощи Сергия являются средством пошлой эксплуатации малосознательных масс и почвой для злостной агитации чёрного духовенства, пленум Совдепа считает необходимым мощи Сергия вскрыть».

Новость быстро распространилась по городу и в церковных кругах. Уже 2 апреля патриарх Тихон обратился к председателю СНК Владимиру Ленину. «До моего сведения доведено, что в Сергиевом Посаде в заседании районного совдепа в минувший понедельник (…) состоялось постановление о вскрытии мощей преподобного Сергия и вынесено решение о том, что означенное постановление должно быть приведено в исполнение в трёхдневный срок. (…) По долгу пастырского служения заявляю Вам, что всякое оскорбление религиозного чувства народа вызывает в нём естественную скорбь и справедливое негодование (…) а нас обязывает стать на защиту поругаемой святыни», — говорилось в письме. 

Большевистские власти не прислушались к мнению патриарха: 4 апреля 1919 года Московский губисполком утвердил решение Сергиевского совдепа.

 Советский очевидец

Советская точка зрения на события хорошо изложена в статье Михаила Горева «На вскрытии (впечатления очевидца)», опубликованной в журнале Наркомата юстиции «Революция и церковь» в 1919 году и впоследствии переиздававшейся в антирелигиозных сборниках.

Из большого и довольно витиеватого материала мы узнаём, что «операцию» назначили на Лазареву пятницу, в связи с чем народу в Лавре наблюдалось больше обычного. В исполкоме «было решено не стеснять свободу отправления религиозного культа, хотя бы и вскрытием мощей, и потому этот акт постановили произвести поздно вечером, когда в храме вообще не наблюдалось особенного скопления молящихся».

При этом по поводу благородного «не стеснения» власти явно лукавили. «Существовала — хотя, правда, слабая — возможность волнений на религиозной почве. Ввиду этого была мобилизована рота помещавшихся в Лавре курсантов», — писал М. Горев.

В шесть часов вечера свободный проход в монастырь закрыли и на Красногорской площади собралась большая толпа, взбудораженная слухами о вскрытии мощей. Её сдерживали конные милиционеры и красноармейцы.

Тем временем в Троицком соборе собрались члены Исполкома, представители Наркомата юстиции, монахи, коммунисты, крестьяне, горожане и разнообразные делегаты.

Председатель Сергиевского Исполкома Оскар Ванханен предложил настоятелю Лавры архимандриту Крониду самому произвести вскрытие, но тот отказался, сославшись на невозможность по «нравственному чувству». Вскрытие «за послушание» проводил благочинный Лавры архимандрит Иона.

Рака была открыта, покровы сняты. Обнаруженные в раке кости осмотрели приглашённые доктора: «Общее впечатление скелета, который разрушался 500 лет».

«Нетленных мощей, как и следовало ожидать, в результате вскрытия не оказалось, — торжествующе сообщил в своей статье М.  Горев. — Религиозному суеверию был нанесён серьёзный удар».

Пять дней спустя, 16 апреля, в газете «Правда» была опубликована статья «Святые чучела» и там же — протокол вскрытия мощей, под которым стояло около шестидесяти подписей присутствовавших при событии.

 

«Женщины кричали, но не отступали»

Житель Сергиевского посада Сергей Волков, автор обширных мемуаров «Последние у Троицы», не был в храме при вскрытии, но находился в тот момент на территории Лавры. Вот как он описывал происходящее в городе.

«На следующий день я смог узнать, что происходило за стенами Лавры. Ключи от всех церквей и колоколен в городе были изъяты властями, поскольку те боялись набатного всполоха, а вокруг церквей были расставлены караулы из красноармейцев и чекистов с подсумками боевых патронов, чтобы, если про­изойдёт волнение, стрелять в народ. (…) К шести часам вечера вся площадь была запружена народом, и многие, особенно женщины, стремились прорваться в Лавру. Кто­то предлагал вооружиться кольями и брёвнами, чтобы выломать Успенские ворота, которые были не чугунными, как Святые, а деревянными, но их охраняли красноармейцы и курсанты.

Ворота пришлось всё же приоткрыть, когда прибыли грузовики с электрооборудованием и киноаппаратами для съёмки. Этим моментом воспользовались рвавшиеся в Лавру. Они бросились на цепи красноармейцев. Поднявшись на дыбы, лошади ржали, женщины кричали, но не отступали, кто­то из военных стрелял в воздух, однако смять заслон не удалось, и ворота опять захлопнулись».

Сергей Волков, кроме того, отмечал, что съёмки оказались неудачными. «Фильм показывали в кинотеатре Сергиева, но он был очень короток и содержал лишь моменты, предшествующие собственно вскрытию. Всё остальное не получилось «из­за недоброкачественной плёнки», как тогда объясняли власти. А верующие, конечно, шептались, что этого не допустил сам Преподобный».

Пятиминутный фильм, который сегодня легко найти в интернете, и в самом деле никак нельзя назвать шедевром пропагандистского искусства.


«Народ негодует»

Похожее описание событий оставил и инженер Константин Попов, бывший на Красногорской площади вечером 11 апреля 1919 года. «Собравшийся народ протестовал, но что можно сделать с красноармейцами, вооружёнными винтовками, они даже поставили несколько пулемётов. Ворота Лавры были закрыты, оставлена только калиточка, в которую пропускали лиц по пропускам от Совета. (…) Народ негодует и пререкается с красноармейцами, у ворот слышно, как их ругают; почему вы вмешиваетесь не в свои дела, раз церковь отделилась от государства, нечего и проверять нетленность мощей, никто вас не просит. (…) Красноармейцы улыбаются, некоторые женщины плачут. Если народ станет уж очень напирать на ворота, красноармейцы стращают винтовкой, и народ отхлынивает опять».

 

Эвакуация и возвращение

После вскрытия мощи преподобного Сергия накрыли стеклянной крышкой и опечатали печатями Наркомата юстиции. Два десятка лет рака стояла в Никоновском приделе Троицкого собора в качестве музейного экспоната. Лавра в это время была закрыта для богослужений.

В июле 1941 года мощи Преподобного впервые в истории покинули наш город: перед угрозой захвата Загорска немцами их вместе с ценностями историко­художественного музея эвакуировали в Соликамск на Урале.

В январе 1945 года мощи Преподобного вновь облачили в схимнические одежды, а раку вернули на прежнее место в Троицкий собор.

Церковная жизнь в Лавре возобновилась на Пасху 1946 года.

 

Александр Гирлин