Раньше до срока 26 недель преждевременные роды считались поздним выкидышем, но с 2008 года в России начали работать по европейскому стандарту и выхаживать детей, начиная от 22 недель беременности. Врачи отмечают, что на таком экстремально раннем сроке шансов на благополучный исход мало, но одного из 10 младенцев можно полностью выходить. Именно поэтому в России принято бороться за каждого ребёнка. О причинах преждевременных родов и разнице менталитетов в вопросе выхаживания недоношенных детей мы поговорили с заведующим отделением реанимации и интенсивной терапии новорождённых, врачом неонатологом-реаниматологом Сергиево-Посадского областного центра материнства и детства Кириллом СЫРИКОВЫМ.

— По какой причине беременных с ковидом отправляют именно в перинатальный центр?

— Здесь есть оборудование для детской и взрослой реанимации. Со всей области женщин принимаем: за время ковида были роды в других роддомах, у нас тогда реанимационная бригада выезжала, забирала и транспортировала детей сюда.

На мировую практику мы не можем опираться, потому что у нас разные критерии. Например, по нашим российским критериям реанимационным мероприятиям и выхаживанию подлежат абсолютно все дети с 22 недель. В европейской и американской практике сначала проводится беседа с матерью, перинатальный консилиум с участием психолога, неонатолога-реаниматолога, реабилитолога. Маме говорят, что от 22 до 28 недель — это крайне низкие сроки, объясняют, какие есть риски инвалидизации ребёнка в будущем и что предстоит маме для выхаживания этого ребёнка в дальнейшем. Не только же врачи детей выхаживают, мамы тоже в этом принимают самое активное участие. И уже непосредственно мама принимает решение, согласна она на проведение реанимационных мероприятий или нет.

Но вообще самые лучшие показатели по выхаживанию именно экстремально недоношенных детей — в Японии. Там за счёт технологий и своих подходов к лекарственной терапии самый высокий процент в выхаживании младенцев и низкий процент их последующей инвалидизации.

— Сколько времени и ресурсов тратится на ребёнка, родившегося на 23-й неделе?

— Очень много ресурсов, поскольку это экстремально недоношенный ребёнок. Срок его выхаживания в среднем от трёх-четырёх месяцев, если всё пойдёт без проблем. Препараты очень дорогостоящие, весь расходный материал — только одноразовый и только высокого класса, что соответственно влияет на его цену. В деньгах не посчитаю, но это, наверное, несколько миллионов. Более зрелый ребёнок, рождённый, допустим, на 35-й неделе, в более короткий срок выхаживается.

— Имеет ли смысл внедрять в России европейский подход к выхаживанию детей?

— Однозначно ответить нельзя, здесь надо учитывать менталитет. Это и морально тяжело. Мы достаточно долго работаем в таких условиях и не оказать помощь для нас как-то дико.

— Но, с другой стороны, последствия всё-таки могут быть очень серьёзными?

— Да, в зависимости от срока и состояния ребёнка. Ситуации бывают разные. Может быть крайне тяжёлый новорождённый в неонатальном периоде, который требует высокотехнологичных и аппаратных методов выхаживания длительное время, и в итоге выходит из этого здоровый ребёнок, а может быть всё не так тяжело, но потом к году выявляется ДЦП. Здесь что-то предугадать сложно. Есть маркеры риска, но они не всегда выстреливают, так скажем, как в лучшую, так и в худшую сторону.

— А бывают конфликтные ситуации с родителями?

— Родители бывают разные, и надо учитывать уровень стресса, потому что ребёнок нездоров. Мы мамам полностью всю информацию даём: говорим и о рисках, и о результатах обследования, и о том, что дальше происходит.

Специалисты Сергиево-Посадского областного центра материнства и детства выхаживают практически всех недоношенных младенцев. Количество неблагополучных исходов — самое низкое в регионе

 

Потому что сначала идёт отрицание проблемы. Говоришь, что ребёнок недоношенный, находится на искусственной вентиляции лёгких в тяжёлом состоянии. И в 80 процентах случаев следующий вопрос: «Ну в остальном-то с ним всё хорошо?» Начинаешь снова объяснять, что ребёнок находится в реанимации, у него угрожающая жизни ситуация, он не может самостоятельно дышать, поэтому сказать, что с ребёнком всё хорошо, нельзя. Постепенно происходит понимание проблемы, принятие. Чтобы исключить конфликтные ситуации, плотно работаем с родителями. В ковиде нам, конечно, тяжелее это делать, чем в доковидные времена, но всё равно стараемся эту ситуацию выровнять.

— Эта практика в доковидный период, когда мать находилась с ребёнком, действительно помогала?

— Это однозначно помогает. На физическом уровне ребёнок обсеменяется не больничной флорой, а непосредственно флорой матери. К тому же детей в этой ситуации кормят сцеженным грудным материнским молоком, хоть несколько капель. Потому что, несмотря на обилие смесей, какими бы хорошими они ни были, материнское молоко не заменит ничто: помимо питательных веществ, там есть ещё вещества, которые формируют иммунную систему ребёнка. Ну и плюс эмоциональный контакт — и матери легче переносить ситуацию, и ребёнок лучше переносит лечение, когда с ним мама находится постоянно. Но, к сожалению, эпидемиологические реалии нам не позволяют пока так работать.

Беседовала Татьяна МЕЛЬНИКОВА