В современном обществе не принято мыслить с позиции коллективной ответственности. Проблема человека нередко остаётся «его проблемой», которую «другой» старается не замечать.

Церковь, напротив, у чит своих чад смотреть на «другого» как на «своего». Слово, сказанное с гневом дома, может уже через раздражение наших близких ранить людей других домов. Поэтому «другой» не может быть для меня абсолютно чужим, он в какой-то степени зависит от меня, а я — от него.

Грех — это не просто моя личная ошибка, а глубинный разлом в бытии человека, отделяющий его от Любящего Бога и от «другого» — ближнего.

Эту фундаментальную истину со жгучей болью выражает преподобный Андрей Критский в Великом покаянном каноне:

Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний?
Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию?
С чего начну я оплакивать окаянные дела моей жизни? 
Какое начало положу я, о Христос, нынешнему рыданию?

Церковь предлагает нам пережить духовную историю мира — услышать покаянный канон — в первые четыре вечера первой недели Великого поста.
В вечерних сумерках храма на фоне минорного лада хорового пения открываются нам страницы духовного странствия человечества по глубинам своей души. Погружение в тайники своего сердца побуждает нас взывать покаянным гласом: помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преподобный Андрей через призму своего покаяния вспоминает историю от грехопадения Адама до земной жизни Господа Иисуса Христа. Трагическая история потери человеком Бога и Его поиска остаётся для него актуальной и в VIII веке, когда жил преподобный Андрей:

Оскверних плоти моея ризу, и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию.
Омрачих душевную красоту страстей сластьми,
раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка
Зиждитель из начала, и оттуду лежу наг...
Я осквернил одежду моей плоти, осквернил то, что было,
Спаситель, по образу и по подобию (создано).
Я омрачил душевную красоту наслаждениями страстей.
Ныне я разодрал первую мою одежду, которую мне вначале соткал
Зиждитель, и поэтому я наг...

Память о скоротечности жизни пробуждает человека от сна в житейской суете и побуждает в покаянном коленопреклонении молиться словами церковного песнотворца преподобного Романа Сладкопевца:

Душе моя, восстани, что спиши?
Конец приближается и имаши смутитися.
Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй.
Душа моя, встань, почему ты спишь?
Конец приближается — и ты смутишься; пробудись же, чтобы пощадил тебя Христос Бог, Вездесущий и всё наполняющий.


Переживание покаяния невозможно без веры в любовь Бога к Своему творению, к нам. Этот Бог, подобно отцу из Евангельской притчи о блудном сыне, всегда готов выйти, выбежать навстречу, со слезами радости обнять и поцеловать вернувшегося сына. Свойство Божьей любви преподобный Андрей Критский выражает философским языком, подчеркивая антиномию богословия Троицы, где Отец, Сын и Дух Святой пребывают в единстве любви:
Т я , Т р о́и ц е , с л а́в и м , Еди́нагоБо́га,
Свят, Свят, Свят еси́ О́тче, Сы́не и Ду́ше, Про́стое Существо́, Еди́ницепри́снопокланя́емая.
Тебя, Пресвятая Троица, прославляем за Единого Бога:
Свят, Свят, Свят Отец, Сын и Дух, Простое Существо, Единица непрестаннопоклоняемая.

Само слово «канон» в своем первоначальном значении (др.- греч. κανών — прави ́ло, отвес, эталон, линейка) указывает на тот образец, которым мы должны пользоваться в построении восприятия окружающей нас действительности. Пример покаянного осмысления преподобным Андреем своей личной истории в истории библейской открывает нам в каноне церковный подход к современным проблемам личного, социального, государственного характера. Как преподобный Андрей находит себя в поступках других, не связанных с ним напрямую людей, так и мы должны всегда быть готовы признать, что проблема «другого» — это во многом отзвук проблемы моей. В таком осмыслении Великий покаянный канон развернёт нас лицом к «другому», который будет уже для нас не «другим», а «своим», не чужим, а ближним.

Священник Александр Крейдич