Письмо Учителю

Юрию Николаевичу Палагину посвящается

 

Прежде чем что-то сказать или написать, надо крепко подумать, а надо ли это кому, интересно ли. Ответ один: вряд ли. И кто ты такой, что бы тебя слушали и читали! Но ведь нет, не даёт душа покоя, надо сказать, а лучше всего — написать письмо. Письмо хотя бы один человек да прочтёт.

Сам я прожил довольно большую жизнь и достиг того возраста, когда хочется оглянуться назад. Рано остался без отца. Деревенское детство. Дрался часто и по любому поводу, защищать меня было некому. Постоянная тоска по крепкому надёжному мужскому плечу. Судьба ко мне оказалась благосклонна. Я встретил на жизненном пути двух настоящих мужчин, очень разных, но по-своему прекрасных.

Своё детство я провёл у бабушки в деревне. Жили мы с ней вдвоём. Осенью бабушка всегда говорила: «Зима будет очень тяжёлой, Миша, надо нам с тобой подготовиться». А весной, когда приходило тепло, мы с ней садились на завалинке, и она радостно вздыхала: «Ну, вот и выжили, вот и слава Богу». Такая была у меня бабушка.

Она часто посылала меня помочь по хозяйству к одной больной женщине, которая жила с маленькой дочкой. Я с удовольствием это делал. Жила та женщина на краю деревни, где были свои законы и свои «Короли» среди мальчишек. Это была их зона. Они меня всегда ловили и били. Били несильно, до первой крови. Когда бабушка, причитая, чинила на мне порванную рубашку, я не говорил ей правду. Однажды они побили меня очень сильно, я не мог долго встать, лежал в пыли, с разбитым носом и губами. Рядом сидела та девочка и плакала, плакала от бессилия мне помочь.

Вот тогда откуда-то появился Он. Его звали Шульц. На деревенском наречии он был уголовник, все его боялись. А по-настоящему это был «вор в законе». Он долго смотрел на меня. Я помню его глаза: жалости не было, было недоумение. «Зачем ты ходишь в этот дом, ведь они тебя убьют когда-нибудь?» В тот момент я не чувствовал боли, было всё равно. «Пусть убивают, я всё равно буду ходить!» — сквозь слёзы сказал я. Шульц бросил взгляд на ребят, но они были готовы снова броситься на меня…

«Вор в законе» довольно долго о чём-то думал, может, вспоминал… Помню его слова, тихие, но твёрдые: «Вставай, больше тебя никто не тронет, никогда». И в сторону ребят: «Пошли вон!» Их словно ветром сдуло.

Это была правда — меня никто больше не трогал. Шульца скоро снова посадили, и он надолго исчез из моей жизни. Не знаю, как сложилась судьба той девочки, но я благодарен ей за то, что она тогда не предала меня, не убежала и не испугалась.

Потом я уехал жить в город. Александр Никитович Лисицин, он же Шульц, мой деревенский земляк, нашёл меня сам через много лет. Приехал ко мне и гостил. Говорил, что живёт хорошо, работает сапожником, лучше всех шьёт женские сапоги. Уезжая, сказал на прощанье, что очень рад за меня и что не ошибся. Для меня его признание было очень важно. Мне рассказывали, что он умирал в нашей деревне, в доме своей матери, от запущенной стадии рака лёгких. Будучи уже в забытьи, он часто повторял: «Отвезите меня к Мишке, он хороший хирург, он мне поможет…»

Потом я встретил своего Учителя. Сейчас он жив и здоров. И вот я пишу ему письмо. Письмо обыкновенное, на простой бумаге, как во все времена. Пройдя большой путь в хирургии, я знаю, какое это счастье, когда ты нашёл своего Учителя. Это, к сожалению, бывает крайне редко. Мне повезло. Сегодня я говорю ему: Ты настоящий, и надёжный — всегда и везде: в школе, дома, на улице.

Я очень хотел стать хорошим хирургом, помогать больным и, как в детстве, всегда защищать слабых. Ты помог мне выбрать правильный путь. Ты тоже поверил в меня в далёкие 70-е годы, когда я был ещё совсем маленьким. Поверил в меня, как поверил мой деревенский земляк. Ты занимался всегда своим любимым делом, никогда не боялся начальства, был свободный и счастливый. Ты научил меня смирению, и оно начинает приходить ко мне, не принося с собой ни позора, ни утраты человеческого достоинства.

Ты ушёл из школы рано, неожиданно для всех, а я тогда понял: изменилась эпоха, пришло новое время, на глазах сразу порушились человеческие, христианские ценности, не принеся ничего взамен. Целый класс пустых неинтересных глаз. Это было уже не твоё время. Приспособиться ты не мог. Никак не мог себе изменить. Твой уход из школы я воспринял как мужественный поступок сильного и умного человека. Ещё мальчишкам Ты нам говорил, что отношение к Женщине является тончайшим измерителем мужской чести и достоинства. Говорил это так просто и естественно, что я поверил, навсегда запомнил эти слова и старался им следовать.

Когда ошибался и делал глупости, я долго не шёл к Тебе — было стыдно, и всегда казалось, что Ты про всё знаешь. Ты чувствовал на расстоянии. Было стыдно, потому что я очень Тебя любил, а сейчас знаю — Ты бы понял, погоревал и простил.

Великий писатель Э. Хемингуэй написал прекрасную книгу «Старик и море». Это повесть о мальчике и старике, о большой дружбе. Иногда мне кажется, что тот мальчик — это я, а сильный, мужественный, седой и красивый старик — это Ты, мой Учитель. Я желаю Тебе здоровья и сил, мой дорогой Учитель, ведь мне ещё многому надо у Тебя научиться… «Знаю точно, что никто не сможет победить нас, просто, когда-то мы уйдём слишком далеко в море…»

Когда я возносился — ты держал меня за хвост.

Когда я падал — стелил соломки, чтобы не ушибся.

Когда делал глупости — вразумлял, когда горевал, то вспоминал слова великого царя Соломона: «И это пройдёт, это всё пройдёт».

Когда я радовался — Ты радовался вместе со мной.

«Старик спал лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы, и сквозь сон он слышал слова мальчика: «Теперь мы снова вдвоём будем ходить в море. Я принесу тебе счастье».

 

Твой ученик Фирсов Михаил