Среди литературных воспоминаний о Сергиевском посаде одни из самых интересных и непосредственных — детские. Именно к этому жанру мы можем отнести незамысловатые истории о семейных поездках к Троице, принадлежащие перу Екатерины Алексеевны Андреевой-Бальмонт (1867—1950), жены знаменитого русского поэта-символиста Константина Бальмонта. Великолепная переводчица и публицистка, она сохранила для потомков замечательные мемуары, охватившие период с 1870-х (т. е. раннего детства) до середины 1930-х.
Нам её сергиевские странички интересны ещё по одной причине. Отец Екатерины Андреевой, крупный московский купец, открывший в первопрестольной настоящий «парижский» магазин, начинал свою карьеру в Сергиевском посаде, а затем передал «дело» своему родственнику Гавриле Когтеву (или Кохтеву, как писали в те времена).
В этом году исполнилось 160 лет железнодорожному сообщению между Москвой и Сергиевским посадом. Вот как мемуаристка описывает вагоны первых поездов, ходивших по «чугунке»: «В первый раз мы видели вокзал, вагоны, паровоз, о которых знали до сих пор только по картинкам в больших журналах. Мы не отлипали от окон, особенно когда подъезжали к станциям. Вагоны тогда были другие, чем теперь. В вагоне было несколько отделений, они шли поперёк вагона, насквозь, в каждом отделении своя дверь с общей приступкой под всем вагоном. Входили в своё отделение в одну дверь, выходили — в другую, противоположную ей. В отделении было два дивана друг против друга, в каждом — шесть мест. К дверям было опасно прислоняться — они могли открыться на ходу, и тогда дети неминуемо падали под колёса, которые их перерезали на куски. Но эти утверждения нисколько не мешали нам налегать изо всех сил на дверь и пробовать повернуть ручку, чтобы открыть её».
Маленькой девочке было интересно всё, ведь такие поездки переносили ребёнка из идиллического мира детской с игрушками, книжками про «добрых деток» и иллюстрированных журналов той поры к настоящей жизни. Например, встречи с многочисленными странниками:
«По дороге в собор нас обгоняли толпы богомольцев и богомолок, загорелые, измождённые, молодые и старые, все в лаптях, с котомками за плечами. Они шли, опираясь на свои посохи. Некоторые из них отделялись от своих и шли за нами, робко взглядывая на монахов, которые толкали их и покрикивали, чтобы они давали нам место. Дойдя до раки преподобного Сергия с горевшими над ней сотнями лампад и увидев её, они опускались на колени, все как один, и стояли так весь молебен, кланяясь в землю, стукаясь лбом о чугунные плиты. Кто плакал, кто вздыхал, кто исступленно бормотал: „Господи, помилуй“, „царица небесная“, „преподобный батюшка“, „милостивец ты наш, помилуй нас, грешных“. И когда они вставали с колен, чтобы пойти приложиться к Евангелию, а потом к кресту, который служивший батюшка, не глядя на них, совал им в лицо, — у них лица были совсем другие, умилённые, просветлённые. Около них я становилась тоже на колени, плакала, как они, и тоже повторяла шёпотом: „преподобный отче Сергие, моли Бога за нас“ и другие слова молитв, что вспоминались. Затем шла с ними прикладываться к св. мощам преподобного Сергия и другим иконам подряд, клала земной поклон и целовала край стекла, если не могла дотянуться до самой иконы».
Но после восторга соборности начинались приключения, достойные весёлой книжки с картинками.
«Мать сказала, что мы по дороге домой зайдём в лавки, дала нам по 20 копеек, чтобы мы купили себе что хотим. Это было страшно приятно. В этих лавках под стенами монастыря продавались необычайно соблазнительные вещи. Я тотчас покупаю за 6 копеек трёх маленьких кукольных монахов в чёрных рясах и клобучках и деревянный гриб в подарок Анне Петровне, чтобы штопать чулки. У меня остаётся ещё 4 копейки. Мне страшно хочется купить сервиз из крошечных глиняных чашечек на подносике. Стоит он 25 копеек. Что делать? Я решаюсь отдать назад и гриб, и монахов и взять сервиз. Почему-то продавец говорит: „Пятачок за вами“. — „Почему? Я отдала всё, что взяла“. — „Точно так, и ещё пятачок за вами“, — усмехаясь, повторяет продавец, глядя на мать. Мать приплачивает 5 копеек, но строго замечает мне, что я, раньше, чем покупать, должна счесть, сколько у меня денег. „Ну как же, ты теперь не подаришь гриб Анне Петровне?“ — „Нет, подарю“. — „Да ты же взяла сервиз!“ Тогда, запутавшись окончательно, я разражаюсь слезами, ничего не понимая. „Бери гриб, а я тебе подарю сервиз“, — говорит неожиданно снисходительно мать. Я страшно счастлива. Это мне Бог послал, потому что я так усердно молилась сегодня, думаю я без всякого уже смирения».
Потом было ещё много поездок — с теми же гостиницами, толстыми голубями, лавочками с игрушками, которые никогда не надоедали и всегда манили, но самым сильным детским впечатлением маленькой Кати Андреевой всё же были странники.
«От толпы богомольцев [впечатление] оставалось самым сильным. Оно никогда не изгладилось из моей памяти. Эти вздыхающие и плачущие люди, распростёртые на полу в полутёмном храме у ступенек раки преподобного Сергия, эти люди, поднимающиеся с колен с просветлёнными, счастливыми лицами, шепчущие, приложившись к святым мощам: „сподобились“, и вытирающие кончиком платка глаза, — это впечатление не только не ослабевало, напротив, усиливалось с годами».
Алекс РДУЛТОВСКИЙ
