Нам только дай волю поностальгировать. Советские символы почти все реанимировали, теперь взялись за 1990-­е. Минпромторг на днях предложил вернуть в города ларьки, с которыми последние пятнадцать лет боролись как с вершиной архитектурного уродства и дикости.

Сразу оговоримся, получить внятного комментария у сергиевопосадских архитекторов-­градостроителей на тему «малых торговых форм» не удалось. Виной тому изменчивая генеральная линия — ларьки то попадают в опалу властей всех уровней, то возвращают её благосклонность как важное социальное явление. Попробуй попади в тренд. Сейчас, например, вернулись. Перестали быть «порождением Черкизона». Надолго ли? Оставим риторический вопрос без ответа, порассуждаем на тему. А насколько полезна именно эта форма ностальгии?

 

Здесь можно выпить, закусить

Ларьки 90-­х были цветасты, разномастны и многочисленны. Приобрести в них можно было абсолютно всё. Кое­-где — даже крепкие алкогольные напитки и бакалею. А уж пиво и сигареты для таких киосков были едва ли не основной статьёй дохода. В ассортименте были также свежие овощи, соки, шоколад, семечки, свежая пресса, антиквариат. Самые безбашенные втихаря приторговывали наркотиками. В ларьках «тусовались» с друзьями и подругами, назначались свидания и создавались крепкие семьи. За ларьками в отсутствие общественных туалетов справляли нужду. Возле палаток дежурили доходяги с помятыми лицами и просили «несколько рублей», которых им не хватало на очередную порцию алкоголя. Целый культурный пласт, который всем осточертел и от которого решили избавиться.

Все при деле

Одна палатка обеспечивает не самой тяжёлой, но муторной, низкоквалифицированной и низкооплачиваемой работой трёх человек. Это как минимум! (В 90­-е гораздо больше — но это, как скажет актёр или телеведущий криминальных драм Леонид Каневский, совсем другая история). Двух продавцов и одного водителя — один из этой троицы, как правило, хозяин микробизнеса. Аргумент в условиях пенсионной реформы? Ещё какой! Сети супермаркетов потоков безработных не переварят. Да вы и сами всё видите — работает в «часы-­пик» одна, в лучшем случае две кассы. И в зале раскладывают товар один­-два человека, никак не 10. Одним словом, ларёк — шанс для безработного. По прогнозам Минпромторга, шанс на трудоустройство таким образом получат 250 тысяч человек.

И для фермера тоже шанс

Три десятка коров или сотня коз, скорее всего, не позволят войти со своим товаром ни в одну крупную торговую сеть. Если и получат шанс, то по крупной протекции. Проблемы решает своя собственная палатка, которая будет привлекать своей собственной вывеской постоянных покупателей. А если её удастся водрузить на собственный грузовик — это ещё и автопром простимулирует изрядно. Таким образом срабатывает свое­образный экономический эффект домино — только наоборот. Но в развитых странах 30­-40 % торговли осуществляется именно так. Потому ничего удивительного, что в правительстве заговорили о возрождении поспешно убранных палаток.

Минимум давления

Недостатки супермаркетов перекрывают их достоинства. «Тепло и мухи не кусают», относительная санитария, богатый ассортимент, право выбора — это, конечно, всё здорово. Но как быть с манипуляцией сознанием? Товары на полках разложены таким образом, чтобы мы брали одни и не обращали малейшего внимания на другие. Концентрация их такова, что невольно в корзину попадает лишнее. «100 лет не ел салат из морской капусты!» — знакомое чувство?

Совесть наша устроена так, что, уходя из супермаркета без покупки с пустыми руками, мы чувствуем себя обязанными и берём хотя бы жвачку на кассе. Не просто же так мы наматывали круги вокруг стеллажей? И путей отступления, кроме как через пронзительный взгляд кассира или охранника, нет. Всех этих издержек лишена палатка! Поглазел на витрину и спокойно ушёл. С деньгами в кармане, без глупой неоправданной покупки.

Каждый мнит других уродом

Проблема архитектурной несостоятельности ларьков выглядит надуманной. Неужели кто-­то считает оранжевые, красные или зелёные щиты, закрывающие нижние этажи зданий, более эстетичными и благообразными, нежели объекты нестационарной торговли? Как говорится, на вкус и цвет. К тому же, в Минпромторге и муниципалитетах есть чёткое понимание необходимости следовать типовым проектам и ограничивать перечень торговли в ларьках. Едва ли там появится пиво и водка в свободном круглосуточном доступе. Посему и о полном возрождении 90-­х речь не идёт. Да и не получится у себя развести «новый Черкизон» при всём желании. Схема размещения нестационарных объектов утверждается на уровне регионального министерства потребительского рынка и услуг, которое в своих взглядах на уличную торговлю весьма консервативно.

Сергей Рунько

 

Вспоминает краевед Алекс Рдултовский

В императорские времена всевозможные палаточки стояли на Красногорской площади — расхожее название у них было «шалаш». Помещение чуть побольше, где можно было зайти в торговый зал, называлось «балаган». Типовая палатка начала появляться в 1930-­е годы. Сначала их окрашивали в зелёный цвет. В 1939-­м перекрасили в голубой, что позволило их назвать «голубыми Дунаями». Вход в них был с тыльной стороны, а витрина запиралась на щит с замком. В 1940­-50-­е годы в качестве палаток использовались кузова списанных армейских машин, старые прицепы. Киоски нового поколения из стекла, пластика и металла появились в начале 1960-­х годов и считались символами хрущёвской оттепели. В первую очередь делались газетные киоски, потом уже продовольственные. В 1990­-е они ценились на вес золота, когда широко начала распространяться частная торговля. Их переименовали в «комки» — тогда же и случился расцвет эпохи ларьков. Потом на месте «комков» появились «Ларовские» (от названия фирмы. — Ред.) магазинчики по типовому проекту. Снизу это воспринималось как посягательство на демократические завоевания. Но позакрывались и они. Некоторые палатки «Союзпечати» ждала интересная судьба — возле дома № 180 по проспекту Красной Армии она превратилась в первую в городе антикварную лавочку. Похожая была у шестого завода. Но потом ушло и их время.