Глюкофон выглядит как летающая тарелка, и звук его тоже неземной — мягкий, успокаивающий, уводящий в мечты. Это перкуссионный инструмент, по сути, барабан из двух металлических полусфер, с прорезями в верхней. Прорезями очерчиваются лепестки, которые долго вибрируют даже от самого лёгкого удара руки или палочки. 

«Если не подействует на пациента, возвращайте. Не вернул»

Основой для инструментов служат пятилитровые газовые баллоны. Пустые ёмкости Ивану приносят друзья и знакомые, прознавшие о его новом необычном увлечении. Всю грязную работу — очистку, удаление клапана, сварку он делает в гараже, а настраивает звук дома. Изменяя длину лепестков, удлиняя прорези, мастер глюкофонов подбирает звучание.

Серьёзным бизнесом это пока не назовёшь. Первые инструменты под маркой «Радостипечаль» он сделал в августе прошлого года, и пока просто смотрит, во что превращается хобби. Сейчас на жизнь Иван зарабатывает тем, что режет иконостасы. Получил образование в Абрамцевском колледже, как и жена Софья, резчик по кости.

По одной из версий название инструмента происходит от немецкого слова Glück (счастье, удача) и в это легко верится: глюкофоны Ивана Першко покупают не только музыканты, но и обычные люди, которых замучили стресс и бессонница. Обращаются врачи. «Я сказал одному покупателю, психотерапевту — если не подействует на пациента, возвращайте. Не вернул», — вспоминает наш собеседник

И даже сам Иван, папа Кости, Вероники и Ульяны, признаётся, что порой, устав от детского гвалта и суматохи, скрывается ненадолго с глюкофоном от мира. Поиграл — и как новенький.

«Девушки любят тональность си-минор»

В остальном мире чаще используют название hapi drum — тут и перекличка с английский словом happy («счастливый»), и аббревиатура из Hand Activated Percussion Instrument — перкуссионный инструмент, приводимый в действие руками.

«Девушки любят тональность си-минор, дети — до-мажор. Но делать си-миноры и до-мажоры мне надоело, и я перешёл в до-диез-мажор, — рассказывает Иван. — Есть пензенская мастерская, вот они предпочитают кроме прочих делать до-мажор. Он звучит и грустно, и весело одновременно».

Производителей глюкофонов в России немного. С Иваном считаем на пальцах: в Питере и Москве по две-три мастерские, вот в Пензе одна, и ещё кое-где по стране. Есть мастера, которым удаётся зарабатывать этим на жизнь. Более-менее звучащий глюкофон стоит как минимум три-шесть тысяч, и это ещё дёшево в сравнении с хангом — старшим, более крупным собратом, который обходится примерно в 150 тысяч.

Считается, что сыграть на «барабане счастья» может любой. Необязательно иметь музыкальное образование, чтобы извлекать божественные ноты, и даже не верится, что в прошлой жизни инструмент был обычным газовым баллоном.

Металлический глюкофон только кажется неуязвимым — он запросто может расстроиться от удара. Дети, например, на ярмарках, порой со всей силы лупят по лепестку. Лепесток гнётся и уже не даёт тот самый волшебный звук.

Настройка глюкофона чем-то похожа на сборку кубика Рубика. Все его лепестки-ноты взаимосвязаны: только покажется, что ты настроил один, как в то же время плывёт звук другого. И так по цепочке, пока с точностью до долей миллиметра не подгонишь все прорези. Иван использует электронные измерители и, конечно, слух — тут помогает музыкальное образование по классу флейты.

Отдельный вопрос — запах. Как известно, в баллоне пахнет не пропан, а добавка меркаптан, которая своей пронзительной резью сигнализирует, что где-то произошла утечка. Меркаптан этот настолько въедлив, что Ивану требуется время, чтобы избавить глюкофон от этого тревожного запаха. Впрочем, не всегда инструменты делают из баллонов — просто это самая доступная мастерам-кустарям заготовка.

Час, который у нас был на встречу с мастером глюкофонов, подходит к концу. Ивану пора укладывать детей спать, а потом он спешит к своим стамескам в мастерскую. На вопрос, не хотел ли он превратить увлечение в полноценное предприятие и оставить резьбу, отвечает отрицательно — говорит, чем больше профессий у человека, тем лучше.

Владимир Крючев

Фото Сергея Семенькова