В августе 1862 года, сто пятьдесят пять лет тому назад, между Москвой и Сергиевским посадом открылось регулярное железнодорожное сообщение по первому участку железной дороги Москва—Ярославль — одной из первых железных дорог в России. В то время этот способ путешествия казался ещё чем-то необычайным, особенно потому, что значительно сокращал время в пути. И сейчас железная дорога для многих остаётся наиболее удобным способом сообщения между Москвой и Посадом.

Вопрос о строительстве железной дороги был поставлен в конце 1850-х годов. Дорога рассматривалась как один из путей доставки товаров из Москвы через Ярославль на Нижегородскую ярмарку, а также как удобное средство доставки паломников в Троице-Сергиеву лавру и обратно. Дорога была необходима для подвоза в растущую Москву стройматериалов и, главное, топлива. Между тем, леса сохранялись как раз вокруг Сергиевского посада и в соседних уездах Владимирской губернии.

В мае 1859 года был утверждён устав Общества Московско-Троицкой железной дороги. Ведущую роль при этом играл Иван Фёдорович Мамонтов, отец знаменитого мецената Саввы Ивановича. В 1858 году начались изыскательские и проектные работы. Ими руководил выдающийся инженер, лауреат Демидовской премии Андрей Иванович Дельвиг. В апреле 1860 года был заложен первый участок дороги между Москвой и Сергиевским посадом протяжённостью 66 вёрст.

Более шести тысяч рабочих возводили насыпь под полотно дороги, укладывали рельсы и шпалы; одновременно строились станции типовой планировки и архитектуры, включая станцию 2 класса «Сергиево» — деревянное на каменном фундаменте здание с двумя залами ожиданий и буфетом, с башней водокачки, с поворотным кругом для паровозов и железнодорожной больницей.

Пробная поездка по ещё одноколейной линии Моск­ва—Сергиевский посад состоялась в июле 1862 года. По дороге проехал паровоз с тендером и платформой, на которой стояла палатка инженеров-инспекторов. Поездка прошла благополучно, и несколько дней спустя по дороге проехала приёмная комиссия Департамента железных дорог. Комиссия заключила: «…рельсовый путь хорош, мосты прочны. Водоснабжение обеспечено. На Троицкой станции водопровод оканчивается. Телеграф в действии, станционные дома удовлетворительны для приёма пассажиров…»

Регулярное железнодорожное сообщение между Москвой и Посадом открылось 18 августа 1862 года. Одним из первых пассажиров стал митрополит Московский Филарет (Дроздов). 20 сентября 1862 года в три часа пополудни он выехал из Москвы специальным поездом. После недолгой остановки на станции «Хотьково», в половине пятого пополудни, поезд прибыл на станцию «Сергиево». Поездка заняла всего полтора часа. Уже в Лавре митрополит произнёс: «Рекомендую железную дорогу. Сколько употреблено искусства, усилий и средств, чтобы вместо пяти ехать полтора часа».

Народ принял железную дорогу или «машину», но далеко не сразу перевелись любители пеших хождений в Троице-Сергиеву лавру. Как пример приведём с небольшими сокращениями очерк из газеты «Московские церковные ведомости», написанный тогда, когда в Лавру ещё можно было идти пешком, не опасаясь автомобилей, безмерно расплодившихся в наше время.

 

«Путешествие пешком к св. местам кроме внутреннего значения представляет много прелести со стороны внешней и, вместе с тем, много поучительного. Но не всем это, однако, нравится. Мне пришлось как-то говорить с одним коммерсантом иностранно-русского мировоззрения. Я утверждал, что хорошо пройтись, хотя до Троицкой Лавры, но противник возразил мне: «Ныне всё это очень упрощено машиной. Садитесь на неё в 7 часов утра, в 9,5 часов у Троицы; отстояли обедню у Преподобного, закусили, проехали в скит, а в 10 ч. вечера вы в Москве. Особенно хорошо это для нас, людей торговых, потому нам час дорог. А то пешком-то, нет!»

Решив идти к Преподобному пешком, я в 5 часов утра был уже за Крестовской заставою. Утро прекрасное. По сторонам шоссе изумрудная зелень ласкает глаза, воздух чист, чувствуется приятная прохлада и дышится легко и отрадно… Попадаются по дороге богомольцы: кто направляется в Лавру, кто возвращается оттуда; всё больше деревенские женщины, мужчин мало.

Вот Малые Мытищи. На лугу раскинулись женщины в разноцветных одеждах, которые пестрят глаза. Вон подле одной избы стоит стол; на нём образ и тарелка с медными деньгами. На земле что-то прикрыто рогожею. То прах умершего мужичка лет 30, из Рязанской губернии. Он ходил к Преподобному, больной лихорадкой... Возвращаясь один, он испил водицы, прилёг отдохнуть на траве и помер. Прохожие клали в копилку на похороны души новопреставленного.

В Мытищах мы пили чай с великим удовольствием из местной прекрасной воды... В Пушкине стали попадаться чаще богомолки из разных губерний, различаемых по одежде и способу повязывать платки на голове. Вот старуха высокого роста, худая с строгим выражением лица. Мерно ступает она, помахивая палкою. «Откуда, бабушка?» — «Дальняя, родимый, дальняя, с Уфимска.» Это значит из Уфы, от которой до Москвы 1355 верст! Вот другая старица согбенная, с лицом столь же жёлтым, как старый пергамент. На вопрос: сколько тебе, бабушка? Запамятовала, родненький, говорит она коротко.

Вот Хотьково, которое, как известно, на просёлке, в стороне от скучной машины. Что за прелесть местоположения! Вы можете любоваться ею сколько угодно, не то что из вагонов «Ярославки», которые, особенно 3 класса, напоминают сардинные жестянки и по вышине, и по способу начинять их пассажирами возможно плотнее.

Много, много идёт народу, минуя «машину». Она ныне «упростила» путешествие в Москву, но ей никогда не упростить усердия и детской веры слепого старца и старухи из Уфимска, и другой, которая забыла, который ей идёт десяток, и парня, умершего в Малых Мытищах. Этой детской вере чужды и трудность пути, и страхи, наводимые словоохотливыми людьми про грабежи и убийства под Хотьковом, и даже самая смерть!»