Итак, за два дня до празднования памяти Преподобного Сергия многотысячное (по разным данным от 10 до 25 тысяч) войско тушинских воевод Сапеги и Лисовского окружило Троице-Сергиев монастырь, надеясь в самом близком времени занять эту богатую обитель и её сильную крепость.

Продолжение.

Начало в №№ 49, 52, 55, 58

 

Несмотря на мир между Московским царством и Речью Посполитой, основу вражеского войска составляли конные отряды литовцев, поляков и запорожских казаков. Русских сторонников Лжедмитрия также хватало. Некоторые конные отряды были составлены знатными панами и ими же управлялись, отряды казаков и, вероятно, их русских союзников представляли собой товарищества с выборными командирами.

На защиту монастыря, помимо двух с половиной сотен человек братии, встали отряд московских стрельцов из 500 человек, конные и пешие троицкие слуги, окрестные жители, успевшие укрыться в монастыре. Число способных сражаться защитников не превышало 2500 человек.

Небольшую численность защитников искупали достоинства Троицкой крепости и само её расположение. Крепостные стены протяжённостью более одного километра и высотой 5,5—6 м даже по тому времени высокими не считались. Зато ширина их — 3,5 м — была значительна. Стены разделялись на два боевых яруса. Нижний подошвенный бой представлял собой ряд открытых внутрь монастыря арок или печур шириной 2,5 м с орудийной бойницей в каждой. Верхний бой — галерея такой же ширины с прямоугольными зубцами и бойницами между ними. В основании зубцов имелись отверстия навесных бойниц, предназначенных для поражения врагов, подобравшихся к самой стене. Узлами обороны крепости служили 11 трёхъярусных башен, из них 4 воротные. С западной и южной сторон подходы к крепости преграждало русло речки Кончуры, с северной — глубокий овраг; в овраге и по Кончуре были устроены запруды. С напольной стороны вдоль восточной стены был вырыт широкий и глубокий, в рост человека, ров; наклонные стены рва были облицованы белокаменными плитами.

На другой день после прихода к Троице-Сергиеву монастырю и его окружения гетман Сапега предложил защитникам монастыря сдаться, обещал многие милости, в противном же случае угрожал не уходить, пока не возьмёт монастырь силой. Ответ не заставил себя ждать. «Мы, — писали защитники монастыря, — приняли писание ваше и оплевали его. Что за польза человеку возлюбить тьму паче света, променять честь на бесчестье, ложь на истину, свободу на рабство, истинную веру греческого закона оставить…»

Отвергнув предложение о сдаче, все люди в монастыре по призыву его настоятеля архимандрита Иоасафа присягнули «верно служить государю, который на Москве будет». Так началась знаменитая оборона Троице-Сергиева монастыря. В историю эта оборона вошла как «Троицкое сидение».

 

Твёрдое намерение взять монастырь Сапега и Лисовский подтвердили очень скоро. Расставив пушки по правому берегу речки Кончуры, южнее и западнее монастыря, они приказали открыть стрельбу по наполненному беженцами монастырю. Вражеские пушкари метились в определённые места крепостных стен, чтобы пробить в них бреши. По свидетельству Авраамия Палицына, летописца Троицкого сидения, орудийный обстрел продолжался шесть недель, в иные дни с утра и до вечера.

К счастью для Троицких сидельцев, пушки в тушинском войске были полевые, небольших калибров. К тому же, то ли расставили их довольно далеко, а поставить ближе не позволяло русло Кончуры и пруды по её течению, то ли пушкари у Сапеги с Лисовским не отличались меткостью. Чугунные и каменные ядра часто не долетали до крепостных стен, падали в пруды, в выгребные ямы и на пустые места. Те же, что долетали, не причиняли большого вреда и лишь сотрясали стены, пугая укрывшихся за ними мирных жителей.

 

В один из дней из ставки самозваного царя в Тушино доставили и установили на горе Волкуше — приблизительно на месте музея игрушки — осадную пушку с именем «Трещера». Большая пушка или «злой сосуд», как назвал её Авраамий Палицын, также не помогла: двумя меткими орудийными выстрелами из крепости её вывели из строя.

И всё же многодневный обстрел стал серьёзным испытанием мужества и стойкости защитников Троице-Сергиева монастыря, вынужденных «стоять неотступно» на стенах в ожидании приступа. «И была во граде тогда, — писал Авраамий Палицын, — теснота великая, и скорбь, и беды, и напасти. И у всех тогда бывших в осаде кровью сердца кипели, но от полезного дела, которое начали, не отказались».