Газета «Вперёд» возобновляет начатую в июне 2017 года публикацию коротких очерков историка и краеведа Константина Филимонова, посвящённых истории Сергиева Посада.

Продолжим с важных для жителей Троицких слобод событий первой половины 50-х годов XVII века. Их чреду открыл указ молодого царя Алексея Михайловича от 16 марта 1651 года о сокращении из 325 человек числа служителей на жалованье Троице-Сергиева монастыря человек. Этому событию был посвящён предыдущий очерк.

Событием 1652 года стал перенос из Соловецкого монастыря в Успенский собор Московского кремля мощей святителя Филиппа (Колычева), митрополита Московского. Еще Иван Грозный призвал святителя Филиппа, игумена Соловецкой обители, в Москву и возвёл его на митрополичий престол, но вместо послушного слуги получил обличителя опричнины. Непокорный митрополит был низложен, сослан и вскоре умерщвлён.

В 1652 году митрополит Новгородский Никон (Минов) предложил царю Алексею Михайловичу перенести мощи святителя Филиппа в Москву и сам возглавил этот перенос. Причём же здесь жители Троицких слобод? А притом, что, живя при дороге на Соловки, они стали очевидцами и участниками этого чрезвычайно важного по меркам того времени события.

На обратном пути в Москву, 3 июля, митрополит Никон остановился за 7 вёрст от Троице-Сергиева монастыря, ожидая распоряжений государя. Поскольку таковых получено не было, утром следующего дня святительские мощи внесли в обитель и поставили в Троицком соборе. Можно представить, как наполнился народом древний собор, какое множество народа собралось вокруг, чтобы хоть так принять участие в торжественном богослужении.

Тем же днём мощи святителя Филиппа, убранные в большой окованный железом дубовый сундук, в окружении монахов, певчих и немалой охраны, покинули Троицкую обитель и, провожаемые народом, отправились в Москву.

В следующий раз владыка Никон прибыл в Троицкие слободы уже в сане патриарха Московского и всея Руси. Приезд его был связан не с духовным торжеством. Патриарха привела в Троицу «моровая язва», так в то время называли чуму; она разразилась в Москве летом 1654 года.

Поначалу на болезнь не обращали особого внимания, и лишь когда счёт жертв пошёл на сотни, поднялась тревога. Царь, находясь при армии, воевавшей с поляками за Смоленск, приказал патриарху вывезти царскую семью в безопасный ещё Троице-Сергиев монастырь. В двадцатых числах июля семья государя и сам патриарх затворились в Троице. Вход в обитель, конечно же, был ограничен, а то и вовсе прекращён, стрельцы перекрыли все дороги и тропы, отрезав монастырь и слободы от внешнего мира.

Между тем, болезнь продолжала распространяться, выкашивая население. Ужасным символом моровой язвы 1654 года стало солнечное затмение 2 августа. Для ободрения москвичей и совершения «молебствий об утишении гнева Божия» из Троице-Сергиева монастыря в столицу по распоряжению патриарха были отправлены чтимые образа Богородицы Казанской и Преподобного Сергия. Святые образа 27 августа повезли в столицу, а патриарх с царской семьёй вы­ехал из Троицы в более надёжное убежище.

К началу сентября, не смотря на меры предосторожности, чума добралась-таки до Троицкой обители и её слобод.

Буйство моровой язвы в Троицких слободах осенью 1654 года можно представить по рассказу, например, сирийского архидиакона Павла Алеппского. Находясь в Коломне, где застигла его эпидемия, архидиакон писал: «То было нечто ужасающее… Стоит, бывало, человек и вдруг моментально падает мёртвым; или: едет верхом или в повозке и валится навзничь бездыханным, тотчас вздувается как пузырь, чернеет и принимает неприятный вид. (…) Животные, домашний скот, свиньи, куры и пр., лишившись хозяев, бродили, брошенные без призора… То было положение достойное слёз и рыданий. (…) То был великий гнев и страшное наказание, ниспосланное на рабов Божиих — Господь Бог да избавит нас от этого!»

Свидетельство архидиакона Павла применимо и к Троицким слободам. Применимо уже потому, что с конца августа и до конца года, когда чума утихла, в Троице-Сергиевом монастыре и в слободах умерло 1278 человек. «Господь Бог да избавит нас от этого!»

 

Константин Филимонов